- Нет, - сказала та, внимательно наблюдая за реакцией и с трудом дыша.

 - Жаль, конечно, - с грустью в голосе произнесла Эби.
– Но никогда не знаешь, как лучше: с семьёй или без.

Сольвейг подавила вздох. Стоило ли продолжать разговор? Он шёл как-то коряво, и она не была уверена, что это подходящий момент, чтобы всё рассказать. Но им никто не мешал, тема была затронута. Другого такого случая может и не представиться.

 - Если всё-таки предположить, что дракон рождается из вулкана, это объясняет, почему он такой злобный и агрессивный. У него нет ни отца, ни матери, которые могли бы подарить ему заботу и любовь.

Эби фыркнула.

 - А может, у него есть родители, и он такой злой, потому что они оба - драконы, - сказала она.
– Ты что, правда считаешь, что все сироты - отморозки и сволочи?

Да, сравнение было неудачным, Сольвейг это признавала. Она не считала себя плохим человеком.

 - С тобой дурно обращались в приюте?
– спросила Эби.

«Точно знает. Но неужели её это вообще не волнует? Она так спокойна...» Сольвейг отрицательно покачала головой.

 - В таком случае не зацикливайся на том, что у тебя нет семьи. Если она тебе так нужна - создай новую. Ты, вроде как, уже доросла.

 - Я этим и занимаюсь, - тихо сказала Сольвейг.

Эби покачала головой.

 - Тогда ты ошиблась местом и временем, девочка. Охотники тебе в этом не помощники, поверь мне.

 - Я не ошиблась, - сказала она твёрдо. Ну всё - сейчас или никогда.
– Так уж случилось, что я знаю имя моей мамы. Она была знакома с воспитателем из моего приюта. И первые несколько месяцев, после того как оставила меня, присылала деньги. Странно, что она не знает моего имени.

Сольвейг не решалась посмотреть в лицо Эби, но боковым зрением она заметила, что та замерла. Довольно долго они обе молчали и не шевелились, а потом...

 - Объяснись.

Сотня мыслей вертелась в голове у Сольвейг, но ни одну из них не следовало подпускать к языку. Дело сделано. Возможно, его можно было сделать аккуратнее и красивее, но дело сделано.

 - Я не буду навязываться, - сказала она, поднимаясь.
– Ты теперь знаешь - решай, что с этим делать.

Сольвейг хотела уйти, но Эби её окликнула.

 - Погоди, - голос её звучал спокойно, но немного сипло.
– Что я, по-твоему, должна делать? Я все решила семнадцать лет назад, и менять ничего не собираюсь. Я сделала для тебя все, что могла, правда. Я вижу, что Део и Янг позаботились о тебе. Чего ты хочешь от меня теперь?

Сольвейг чувствовала головокружение и сжимающую боль в груди - такого с ней раньше не было. Интересно, а может человек умереть от разрыва сердца в семнадцать лет?

 - Немного... времени, - сказала Сольвейг, задыхаясь. Слезы текли ручьем, и она не хотела и не могла их скрыть.
– Внимания. Участия. Что там ещё родители дают своим детям...

Эби смотрела на неё озадаченно. Смотрела довольно долго, и Сольвейг никак не могла разгадать, о чем же думает её мать. Она даже не могла разглядеть толком её лица из-за слез.

 - Не надо было присылать деньги. Это дало тебе ложную надежду.

Она смотрела на Сольвейг ещё несколько секунд, потом покачала головой и вернулась к ощипыванию индюшки.

Глава 4

 - Эй, Соль, ты весь день собираешься дрыхнуть? Подъём!

Голос Пагрина доносился как будто со дна колодца, Сольвейг едва его слышала. Полночи она ворочалась, не в силах согреться и заснуть, её мучили ужасные мысли и чувства. Единственное, чего она хотела - заснуть, а утром проснуться и понять, что разговор с Весенней Эби ей только приснился. Пусть это будет кошмаром, пусть всё окажется не так! Но сон, как назло, всё не шел, а воспоминания крутились и крутились в голове, не желая укладываться. Сольвейг не знала, чего ожидала от женщины, которая её родила. Радости встречи? Возможно. Хотя если бы Эби хотела с ней увидеться, она знала, где её найти. Дружелюбия? Да, пожалуй. Ведь Сольвейг знала, как большинство матерей любят своих детей. Она наблюдала это сотни раз в городе, на улицах. Ей рассказывали об этом другие дети осиротевшие в более взрослом возрасте, а то и вовсе находившиеся в приюте временно, пока за ними не приходил кто-то из родственников. Они рассказывали, какими мамы были хорошими и заботливыми, и как сильно им будет их не хватать. Раскаяния? Да, однозначно. В приюте было много таких, кого родители оставили намеренно, и все они знали только одно: это был дурной и предосудительный поступок. Но дети всегда находили оправдание своим матерям. А вчера Сольвейг поняла, что все её глупые выдумки были ошибочными.

 - Сольвейг, надо собираться! Дракон сам себя не выследит!

Под утро, когда ей, наконец, удалось забыться в полудрёме, ей снился дракон. Он был очень холодный, но маленький, в сотни раз меньше того чудовища, что обосновалось в Третьем Брате. А может, он действительно не так велик, как Сольвейг запомнила? И хотя все предыдущие ночи Снежок являлся к ней в кошмарах, теперь она почему-то не могла вспомнить, на что он похож. Мысли путались, обрывки вчерашнего разговора смешались с тем, как Сольвейг его воображала ранее. «У него есть родители, и он такой злой, потому что они оба - драконы», - вспомнила она вдруг слова Эби. Снежок действительно был злющим, Сольвейг вдруг вспомнила его черный глаз. А Эби не была злой. Она была равнодушной. И кем стала её дочь?

 - Я не пойду сегодня, - не без труда сказала Сольвейг, когда Пагрин начал толкать её в бок, пытаясь разбудить.
– Я, кажется, нездорова.

 - Чего?
– судя по интонации, он не поверил. Сольвейг почувствовала, как раскрывается спальный мешок, и грубая рука прикасается к её лбу, попутно едва не выбив глаз. К счастью, в полутьме пещеры Пагрин не разглядел её лицо, воспалённое и опухшее от слёз.
– Ты горишь, - констатировал он.
– Ладно, сегодня оставайся, я пришлю к тебе Джо.