Любой урод с долларами может зайти в “Цирк-Цирк” на бульваре Лас-Вегас и внезапно появиться в небе над центром ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову. Уловки “Снятся ли андроидам электроовцы” с голыми голографическими бабами на билбордах в 2049. В Вегасе слишком кривая реальность.

– Хочешь совет?
– Лидия стянута блестящим эластичным лифом, как порнушная версия рыжей подружки кролика Роджера. Но, естественно, тут ее нет. Все знают, что она тянет свой “Слинг” без зонтика в провонявшем сигарами люксе, пока ее магнат сосет за образ Большого Проигрыша.
– Никогда не пей в Вегасе.

Возможно, перед этим она сказала: “Ты не отдаешь себе отчет, что речь с самого начала не шла об игре”. Наемная сила плотно концентрируется вокруг стержней денег/власти. А большие деньги и репутация в Вегасе синонимичны с силой, которая их защищает. Сбыт наркотиков на эротических шоу. Сюда приезжают те, кому срывает крышу при виде шлюхи, раздевающейся догола и скачущей на сцене под биг-бит в исполнении десятка героиновых торчков, отрывающихся под “Продиджи”. Или она не имела в виду это.

В любом случае вали из города, думает Стайлз. Сэндвич из металлов, именуемый кольтом “Питоном” 357-го калибра “Магнум”, добавляет ему уверенности в шестнадцатичасовой гонке до Техаса на “мустанге”, в обход шестидесяти пяти футовых интерактивных ящеров на Стрипе, пограничного патруля у края штата и ползущего по затылку панического ужаса. Он упирается лбом в стенку. Когда разлепляет глаза, видит, что пластмассово-розовая вода в фонтанах плещется кровью под Элвиса Пресли, поющего о том, что если из Лас-Вегаса вовремя не уехать, то он превратит вашу жизнь в сущий кошмар.

\

labi siffre - watch me

Его отпускает невесть когда и невесть где. Пустая ванна напротив кровати и бассейн с шезлонгами за стеклянной стеной над пустыней. Окрестности Джошуа-три или любая другая лакшери-застройка на Мохаве. Это Калифорния, он объезжал эти места с отцом на его “минивэне” сотни раз.

– Или тебя здесь нет, или твой Король Покера скоро спикирует сюда на фэбээровском вертолете, и меня засадят по сто тридцать пятой статье. Если, конечно, это не командная работа идеального семейства с Уэст-Сайда.

Пальцы потные, глотку дерет от кислотного прихода, но желание забиться в багажник и долбить в крышу дулом заряженного “Магнума”, напевая “Only You”, уже не такое навязчивое. И осознание наличия “Магнума” прошлой ночью заставляет ощутить его отсутствие в тот самый момент, когда Лидия, больше не сходящая за сисястую голограмму с полированных экранов в Вегасе, бросает ему его вещи - пачку “редвуд”, чек в Голдманский, свернутые пять сотен и “Магнум” с пустым барабаном.

– Я даже не буду спрашивать, есть ли у тебя лицензия.

– Есть. На хранение “Сиг Сауэр Пи 226”.

– Но этот - сорокамиллиметровый “Комбат Магнум”. И в Вегасе разрешено иметь не больше десяти патронов, а у тебя их было двадцать.

– Этой твой муж научил тебя? Или брала уроки в МТИ?

Он не чувствует пальцы ног. Дерьмо, он не чувствую ничего. Чувак, мои пальцы сдохли. Или моя душа.

– Ты больше не принимаешь “нитразепам”?
– меняет тему Лидия.

– Перестал после смерти отца.

– Как давно?

– Через сто восемьдесят два дня после того, как ты ушла, - Стайлз достает самокрутку из пачки, поднимается и толкает дверь. Солнце садится. Все вокруг горчичное, как соус карри. Его голый, поросший жесткими волосками живот под распахнутой рубашкой становится таким же.
– “Мустанг” остался в Вегасе?

– Его перегонят сюда утром.

– Я рад, что у тебя все сложилось.

Она складывает руки на груди, и это лишний раз заставляет Стайлза посмотреть на нее. Блики скользят по ее выбеленным зубам и золотому “Ролекс”. В восемнадцать за месяц до вступительных они смотались на “Коачеллу”: Лидия в коротких шортах хаки и круглых очках на оупен-эйре с бутылкой лаймовой шипучки, Лидия без белья в его пыльном “Мустанге”, и он говорит ей: “Я люблю тебя. Очень, очень”.

Лидия 0.2, улучшенная версия Лидии, не занимается сексом на фестивальных парковках и не пьет текилу из красных пластиковых стаканов. Она посещает благотворительные ужины и коктейли, встречи членов филантропического фонда, авангардистские выставки и оперные концерты. Розовые костюмы, вечерние платья, сияющие, как американские черлидерши. Умопомрачительный секс на островах с белым песком.

– Мы разводимся, - говорит она после ощутимо долгой паузы. И не поймешь, жаль ей или нет.
– Процесс тянется уже полгода.

– Уедешь со мной?

Он по ее лицу видит, что она об этом думает. Улучшенная версия Лидии Мартин не может все бросить и укатить в закат на красной тачке с техасскими номерами, откидным верхом и неудачником, которому за радость пойти на открытие фургончика с мексиканской едой на вынос. Он не знает здешних порядков - вот что она думает.

– Я пожалею, - он скуривает косяк и сминает его под голой ступней, прежде чем залезть под ее майку и языком скользнуть по нижней губе. День ото дня за поросшей мескитом пустыней садится солнце и из телефонной будки по долине тянется “Watch me” Лаби Сиффре. Это 1971, он мотается по стране с девушкой под марихуаной в этно-топе, на зеркале заднего вида болтается пацифик. Погромче магнитофон. Любоваться закатом впереди. Опустить стекла и вдыхать прохладный бриз пустыни. Заниматься любовью.

Шесть утра, Калифорния. В стеклянном сооружении на краю Мохаве просоленные потом простыни, системы кондиционирования и “возвращайся домой”, повисшее на другом конце провода.