Особую категорию обитателей богадельни составляли мужчины, родившиеся на Земле: главным образом отбившиеся от вахт работяги. У каждого из них была своя история. Эти по прошествии шести лет (трех вахт) получали право на пайковую дотацию. Считалось, что после этого срока полноценная адаптация к земным условиям практически невозможна. Некоторым такого пособия вполне хватало, чтобы не утруждать себя какой-либо деятельностью. Но таких неустроенных было немного. Впрочем, умереть с голоду здесь никому и не дали бы. Все обитатели богадельни были связаны круговой порукой и жили дружной и замкнутой общиной. К себе они никого не звали, сами в поселок почти не выходили, а вопросы бытовые, которые время от времени возникали, решали через Игоря Валентиновича.

Володе обрадовались. Некоторых он знал, некоторых хорошо помнил, некоторых, напрягшись, вспомнил. Пришли они в разгар праздничного застолья. Володю усадили на почетное место, наложили на блюдо плюшек и подвинули поближе вазочку с вареньем. Спиртного за столом не было. Он сразу же оказался в центре внимания и в центре разговора. Отвечал на дежурные вопросы о том, чем занимается, как живет, почему не приходит и, что там на Земле. Про Землю, впрочем, спрашивали, что его несколько удивило, без особого любопытства.

Потом вопросы иссякли, и все как-то сразу потеряли к нему интерес и даже вроде бы перестали его замечать. Словно он стал невидимым. Разговоры вернулись в старое русло и говорили за столом о вещах ему незнакомых, а то и вовсе непонятных. И никому не было дело до того, что он не понимает, о чем речь. Лишь Игорь Валентинович не выпускал его из зоны внимания: радушно хозяйничал, предлагая того и другого. Володя отказывался, уже с десяток раз повторив "спасибо, нет", понимая, что это все прелюдия, что будет, будет разговор. Так и случилось. Игорь Валентинович, наконец, развел руками: "ну что с тобой поделаешь", и с заговорщическим видом, мол, есть у меня кое-что для тебя интересное, пригласил к себе.

Комнатка у Игоря Валентиновича была маленькой, чистой, технически плохо оснащенной: ни холодильной установки, ни стационарного переговорного устройства, ни экранов обзора, даже видика не было. Компьютер и микроволновка. Из мебели - кровать, покрытая простым одеялом, столик, полка с несколькими книгами, два мягких стула - элемент роскоши в спартанской обстановке - и все. Пол сиял голубизной: здесь "стекло" влезло прямо в жизненное пространство, стало составляющей быта. Усольцев, усадив гостя за стол, набрал на переговорнике номер, сказал ласково:

– Да, да, Марина, заходите. Мы уже дома.
– И, сложив устройство, повернулся к Володе:

– Хочу показать тебе одного интересного парнишку. Как мне кажется - это очень талантливый мальчик. Мне бы интересно было узнать, что ты о нем скажешь... Ну и, если будет желание, если рассмотришь в нём искру божью, может быть...

Но его прервал звонок в дверь, и, Усольцев, сделав рукой жест, в котором изящно совместил сожаление по поводу того, что не закончил фразу и извинение по этому поводу, набрал на клавиатуре переговорника недлинный номер. Дверь открылась, и Володя увидел на пороге молодую женщину, а с ней мальчика лет десяти. Женщина поздоровалась, улыбнулась Игорю Валентиновичу, впрочем, отблеск ее улыбки, уже угасающей, достался и Володе. Мальчик буркнул что-то вроде 'здрасти' и набычился.

– Здравствйте, мои дорогие. Знакомься, Володя, это и есть, наш Игорек.

То, что он представил сначала мальчика, а не маму, Володю удивило. Удивил даже не сам факт, а то, что произошел этот моветон, не вяжущееся с изысканной галантностью хозяина. Но это удивление быстро прошло, поскольку он уже начинал понимать логику происходящего. Тем более, что Игорь Валентинович тут же достроил свою фразу словами:

– А имеем мы этот художественный талант благодаря его замечательной маме - нашей прекрасной Мариночке. Нуте-с, молодой человек, - вновь переключился он на мальчика, - извольте показать нам свои работы.

Марина поставила на стол сумку, которую держала в руках и принялась вынимать из неё статуэтки, выполненные из стекла. Они были однотипными: бородатые мужчины в античном одеянии. Впрочем, нет, не мужчины - мужчина. Один в нескольких лицах. Вернее, в разных позах. С мечом в руке, с мечом за поясом, без меча.

– Узнаешь?
– спросил Усольцев, иронически сощурив глаза. И помог, чтобы не создавать неловкой паузы, - Марс, конечно, античный бог! И, скажем так, покровитель нашего поселения.

Володя, нагнувшись над столом, осмотрел изделия. Выполнено было весьма неплохо для мальца этих лет. Но дело было не в качестве изображения, а в материале. Фигурки, выглядевшие, как литые, на самом деле были вылеплены из марсианского стекла. Володя заметил кое-где следы пальцев, отчетливые, как на пластилине. Стекло, правда, проработано было не очень хорошо: попадались в нем и пузырьки, и кусочки нерасплавленной пены. Не хватало энергии растопить его и превратить в однородную массу. Но стеклянная статуэтка - само по себе явление из рада вон выходящее. И не только художественным, но и другим, может быть, еще более ценным в условиях Марса, талантом пацаненок обладал.