Небо как небо. Голубое, с кучевыми облаками, птицами и стрекозами. Никаких следов двери между мирами.

Николай стоял по колено в траве. Со всех сторон его окружали деревья. Николай в деревьях не разбирался совершенно. Отличить от прочих мог только кленовый лист и то только благодаря тому, что интересовался хоккеем - впрочем, без фанатизма.

Кленов вокруг него не было. Деревья были высокие, тонкие, с золотистой корой и длинными листьями - в общем, деревья как деревья. Трава тоже обычная, зеленая, невысокая и мягкая. Кое-где над ней торчали метелки, которые Николай посчитал чертополохом. На чертополох они были совсем не похожи, но чертополох точно также торчит над лугом.

Там и сям щедрой рукой местного создателя по траве были рассыпаны очень красивые и очень необычные цветы. Над цветами летали большие стрекозы, с большими прозрачными крыльями, сильно и противно жужжащие, а также пчелы - совсем как наши, только черные и прочая, предположительно питающаяся нектаром живность. В целом картина была идиллической и голый человек ее только портил.

Нужно было куда-то идти и что-то делать - раздобыть одежду и найти местных представителей, которым можно было бы предъявить претензии. Но для этого необходимо было покинуть место падения. В совершенно новом и неизведанном мире это место было единственным, в котором была хоть какая-то определенность. Вдруг в воздухе откроется дверь, за которой - родная улица? Правда он совершенно не одет, у него нет ни документов, ни ключей от квартиры, но вдруг на обратном переходе все это появится?

К тому же для того, чтобы куда-то идти - нужно было сначала решить - куда именно. Выбор не так-то прост для голого, только что появившегося на Тамокане человека. Никаких ориентиров, которые показывали бы предпочтительность одного направления перед другим у него не было. В итоге, так ничего и не решив, Николай плюнул и пошел в сторону дерева, крона которого напоминала решетку. Оно в округе было единственным.

Подойдя поближе, он увидел, что широкий плоский ствол дерева усыпан какими-то значками. Их значение угадывалось смутно - фигурки людей, вооруженных чем-то вроде лопат и занятых каким-то общим делом - предположительно копанием ямы. Николай поглазел на картинку - настолько упорно, что его глаза заслезились и ему показалось, что фигурки начали двигаться, как борцы в телевизоре. Он помотал головой, сделал шаг в сторону и свалился в ловчую яму.

Николаю одновременно и повезло и не повезло. В Занаксие, как и в любом другом лесу, очень много ловчих ям - в основном на местные виды оленей и кабанов. Устроены они все просто - это яма с вбитым в дно заостренным колом. Если бы Николай угодил в такую, его история закончилась практически не начавшись.

Но встречались меж ловчими ямами Занаксийского леса и другие, особые. Те, что были сооружены почти тысячу лет назад магами старобского ордена. Орден в те времена переживал не лучшие времена - надо честно сказать, в итоге он их так и не пережил, хотя это к делу не относится. К ним не шли ученики, и поэтому некому было передать вековую мудрость, накопленную магами за время его функционирования. Поэтому и были сооружены такие ямы - они служили одновременно для ловли и обучения. Сами маги называли их пригласительными. Окрестные крестьяне боялись их пуще всего на свете.

Работала пригласительная ловушка предельно просто. Будущий адепт падал в яму и напарывался на вбитый в ее дно кол, который на самом деле не был колом - фактически это был огромный шприц со знаниями, которые переходили в тело будущего мага максимально коротким и эффективным образом. Там, на дне ямы он в течение часа впитывал в себя вековую мудрость, потом кол растворялся и новоявленный ученик шел продолжать свое обучение - адрес и имя наставника передавались вместе с пакетом.

Проблема была в том, что упасть на кол-шприц нужно было строго определенной частью тела. Маг, как известно, должен быть развит гармонично, не должно быть перекоса в ту или иную сторону. Для этого острие должно войти в тело ученика строго симметрично, под определенным углом и на нужную глубину. Определяли оптимальные точки, углы и глубины опытным путем, что создало магам старобского ордена весьма зловещую репутацию.

Орден давно исчез с лица земли, но ямы остались и именно в нее угодил наш герой. Угодил - редчайший случай - именно тем местом и с той силой, какие были предусмотрены проектом.

Увы, тысяча лет - долгий срок, в том числе и для магических кольев. Этот сломался, успев, правда, впрыснуть в Николая почти полную порцию вековой мудрости, но не успев позаботиться о ее оптимальном распределении по организму. А сам несостоявшийся адепт, обеими руками держась за пострадавшее место, выскочил из ямы и сломя голову побежал по лесу.

Через пятнадцать минут он устал и перешел на шаг, еще через десять понял, что хочет пить.

Как по заказу еще через пару минут послышался плеск и его глазам открылась маленькая речка. Вода в ней была чистой, на дне были видны камни и медленно шевелящиеся водоросли. Для того, чтобы напиться следовало добраться до воды - по крутому глинистому берегу или по ветвям склонившихся к речным волнам деревьев. Он выбрал второе - благо ветви были толстые и карабкаться по ним было удобно.

Ветви были не только толстые, но и гибкие. Когда он полз по ним, они вибрировали, но над самой водой они были тоньше и от одного неловкого движения, вызванного вылетевшей из под руки стрекозой они закачались. Закачались сильно - так, что он с головой окунулся в прохладную воду.

Первоначальный испуг сменился восторгом - настолько это оказалось здорово. Ветки мягко опускали его в воду, в этот момент можно было попить, а потом поднимали вверх, встряхивая в самой верхней точке, так, что с него срывался веер брызг, как от отряхивающегося сенбернара. И так раз за разом, словно он качался на качелях.

Восторг поумерился, когда на ветвях соседнего, точно такого же дерева он обнаружил скелет. В скелетах он не разбирался и узнать, кому он принадлежит не смог, зато смог разглядеть, что его конечности вросли в кору дерева. Через пару секунд Николай понял, что это не он крепко держится за ветки, а ветки крепко держат его за запястья и лодыжки. И что его полоскают перед, очевидно, поеданием.