– Я помню про уговор.
– Его голос звучал тихо, но я опять вздрогнул. Что он там говорил про чтение мыслей?
– По этому поводу я подготовил кое-что особенное.

С этими словами он взял нож, разглядывая его так, словно приготовился признаться ему в любви. И, возможно, это не было лишено смысла, потому что он поднёс его к самому лицу. Чтобы разглядеть в зеркальной поверхности лезвия меня - пялящегося на него. Наши взгляды встретились.

– Хочешь знать, что именно?

– Э-э-э...
– протянул я нерешительно, оглядываясь, словно доказывая, что кроме как ко мне, он никому этот вопрос не мог адресовать.
– Да?

– Я выберу момент и нападу внезапно, когда он совсем не ожидает, - проговорил он, поднимаясь на ноги и поворачиваясь ко мне.

Высокий, жилистый но не настолько, насколько я представил вчера. Его голос был очень взрослым, поэтому я решил, что Многорукий старше Рэймса. А значит, по определению, сильнее. Я был наивен до идиотизма. Многорукий был молод настолько, что не мог, просто не мог быть профессиональным убийцей.

Не мог одолеть сильнейшего человека на планете.

Я почувствовал себя дважды преданным. Но это вообще ничего не значило, когда он приблизился.

– Распорю его живот, не задев внутренностей. Одним движением, вот так.
– Прежде чем я успел шевельнуться, он взмахнул рукой.
– Ни одно другое оружие не дает такого чистого и красивого результата.

И, готов спорить, не одно не требует такого профессионализма: я до сих пор не мог поверить в то, что лезвие не задело меня. Я явственно чувствовал холод и боль... но крови не было.

Ладно... надеюсь, Рэймс такими фокусами не владеет. Тогда у этого мужика есть шанс.

– Может, возьмёшь ещё пульсар?
– предложил я.
– Про запас?

– Думаешь, стоит?

– Если ты решил выступить против сильнейшего человека эпохи... да, думаю, лишнее оружие не помешает.

– Спасибо за дельный совет, мэтр.
– Он опустил взгляд ниже.
– Прикройся уже, черт возьми.

– Что?
– Я сел, и одежда сползла с моих плеч, разрезанная от горловины до пупка.

Многорукий, поправив наушник, бросил:

– Нет, я не тебе. Так я и сказал. Не твоё дело, ага.
– Он отошёл от софы к окну, выглядывая наружу. Каким-то образом, занятый разговором, он услышал это раньше меня... Совершенно незнакомый мне звук. Лай.
– Ух ты, тут намечается что-то интересное. Ищейки... Да нет, тут что-то забыл отряд Зорких.
– Многорукий помолчал.
– Вряд ли, я слишком законопослушный для них.

И он посмотрел на меня, словно я мог оказаться тем самым злостным преступником, по чью душу они пришли.

В дверь заколотили, и почему-то я подумал, что гости в этом доме - редкое явление. Многорукий не торопился, над чем-то раздумывая. Например, злиться ему на то, что я привел на его порог Зорких (хотя я по-прежнему верил в свою непричастность), или считать это удачей (он мог выдать им меня, как и подобает их коллеге - чистильщику).

Стражи порядка продолжали настойчиво ломиться. Собаки рычали и истошно лаяли, и через минуту у Многорукого закончилось терпение.

– Прикройся, я сказал, - бросил он, проходя мимо.

– Погоди!
– Я вскочил с софы, глядя в глаза чудовищу у него на спине.
– Я не вернусь в приют! И на ферму не поеду! Слышишь?

Элиминатор пошел к лестнице, которая вела вниз. На первый уровень как оказалось довольно просторного дома.

– Заткнись и не высовывайся.

– Я хочу остаться здесь! Хочу стать, как ты! Пожалуйста, дай мне шанс!
– Под конец мой крик сорвался на шепот. Я подумал, что совершаю ту же самую ошибку.
– Я сделаю всё... правда, всё, чтобы стать... хоть кем-то...

– Рэймс, действительно, прогадал. Слышал бы он тебя сейчас.

Многорукий уже был внизу, направляясь к двери с тем самым ножом наперевес. И у меня создалось впечатление, что одной испорченной одёжкой Зоркие не отделаются.

Попятившись назад, я наткнулся на софу и упал на неё. Я зажал уши ладонями, приготовившись к крикам... Но прошла пара минут, а всё было так же тихо. Подозрительно тихо.

– ...обожаю собак. Умные животные, преданные. Обидно, что всех дворняг перебили. У меня была когда-то дворняжка, полудикий пёс. Я его научил многому... всяким командам там... Все мои знакомые им восхищались. Говорили, он точь-в-точь как человек только с хвостом и лапами. И радовался мне всегда, как полоумный. Смотрел я на него и думал... Почему я не пёс?

– Обалденная история, - раздалось в ответ.
– Может, еще какую расскажешь? Больно складно у тебя получается сочинять.

– А у вас есть на это время? Вы, похоже, спешите, парни.

– Да, к тебе и спешили.

– Уверены?

Собаки больше не лаяли, только слегка поскуливали. Будто от страха.

– Сейчас проверим. Отойди-ка в сторонку.

– Извини, но я не собака и не твой солдат, чтобы выполнять твои команды. Я ничуть не ниже тебя по положению. И это мой дом.

– Ничуть не ниже, да?
– заговорил Зоркий, очевидно, оскорбленный таким сравнением. Пусть чистильщики и Зоркие служили одной цели - правосудию, у каждого из них были свои методы. К тому же все знали, что элиминаторы не гнушаются брать работу со стороны. И у них не было кодекса и дисциплины - святых понятий Зорких.
– Тогда, может, ты пригласишь меня в свой дом? Из, так сказать, профессиональной солидарности?