Это было потрясающе. Вроде как быть элитой, но не носить белый цвет, потому что природа уже тебя отметила.

– В ваш тухлый приют снизошел иерарх, а ты даже не удосужился узнать, как его зовут?

– Нам нельзя смотреть на них, подходить и обращаться. Даже старшим.

– Тц, от тебя никакой пользы, - пробормотал он, и я постарался исправиться:

– Бэлар. Это был Бэлар, точно.

Он долго молчал, удивлённый моими словами или... жаль, что я не мог видеть его реакцию.

– Ты словно только что из яйца вылупился. Заявляешь, что видел иерарха, который пропал без вести чёрт знает сколько лет назад. Он сбежал с церемонии возведения в должность, и его родной отец больше не видел. Может, его уже и на этой планете нет. А может, он уже подох. Даже недотепа вроде тебя должен это знать.

Я это обожал, как и любой приютский мальчишка - таинственнейшие истории про вещи, о которых говорить нельзя.

– Он не мог умереть. Он же генерал. А значит самый сильный и смелый.

Многорукий фыркнул.

– Тогда почему же он сбежал как последний трус?

– Может...

– Ну?

– Может, он решил освободиться.

– Прям как ты, да? Да у вас оказывается много общего.

Он откровенно надо мной насмехался. И имел на это полное право, как сильнейший, старший, умнейший... бог знает, в чем он меня еще превосходил. Кроме того? Я находился у него дома.

– Но если серьёзно, с чего ты взял...

– Там был Рэймс, - предвосхищая его вопрос, ответил я.

– О!
– воскликнул Многорукий. Огонек его сигареты гипнотизировал меня.
– Тогда конечно. Рэймс же ни за кем не следует кроме своего хозяина. Так ты думаешь? Неразлучный дуэт - выскочка-кукла и энит-психопат. Они же просто настоящее исключение из всех возможных правил. Эта паршивенькая история вдохновляет таких отщепенцев как ты, не правда ли?

Сначала я решил, что расспрашивая меня, он выполняет часть своей работы: выпытывает новости с "поверхности". Теперь же я думал, что ему просто скучно. Поэтому не побоялся ляпнуть:

– Для всех, кто жил в приюте, это было не просто историей.

– Наверное, именно для этого Бэлар приблизил к себе не лучшего из энитов, а самого последнего неудачника? Чтобы дать вам надежду.

– Нет, я думаю, он сделал это на зло...

– Ха? Кому?

– Своему отцу... Консулу... системе. Не знаю.

– Я слышал, эниты умеют читать мысли людей. А ты, похоже, первый человек, научившийся читать мысли энитов. Да еще и на расстоянии. Мне охренительно повезло с тобой встретиться.

– Нет, я просто...

– Думаешь, что понимаешь его?

– Нет, но...

– А, проваливай отсюда, - протянул Многорукий утомленно.
– Я бы дал тебе совет держать такие вот выводы при себе и вообще рот пореже открывать, но не стану. Вряд ли ты доживёшь до завтрашнего утра, учитывая то, что ты нарушил правила Мэда, зайдя сюда. Он сам тебя и прикончит. Если до тебя раньше не доберутся те красотки в латексе.

Он выпрямился, затушив окурок, и я опять оказался в темноте. Я не знал, ушел он или еще стоит неподалеку, но все же воскликнул:

– Подожди!
– Мне не ответили, но я рискнул задать вопрос: - Ты правда... элиминатор?

– Ага.

– Ты можешь убить... любого?

– Кроме энитов - да.

Ну да, одним человеком меньше - одним больше, какая им разница, когда у них настроено бесперебойное производство.

Набрав воздуха в грудь, я выпалил:

– Даже Рэймса?

***

– Эй-эй, сбавь обороты.
– Теперь он считал меня не просто придурком, а законченным идиотом. Но я, определенно, вернул его интерес.
– Я думал, вы все, приютские неудачники, считаете его своим богом.

Я осмелел.

– То, что Рэймс стал ликтором иерарха, не его заслуга, а выбор самого Бэлара. Он мог взять кого угодно, любой был бы ему настолько же предан. В Рэймсе нет ничего особенного!

– Ты это с первого взгляда понял, да?
– Он цокнул языком, словно восхищался очередной моей способностью.
– Готов поспорить, тебя ежедневно колотили в этом твоем приюте.

Ладно... похоже, не я единственный умел здесь "читать мысли".

– В нём нет ничего особенного...
– повторил я.
– Когда-то он сам был ничуть не лучше меня.

– Ты ему до смерти завидуешь?
– гадал элиминатор, - или же это что-то более личное?

И тут я как на духу выложил ему то, о чем никому раньше не рассказывал.

Мой голос звучал хрипло и глухо, всё внутри сжималось от боли. Словно память была орлом, терзающим уже затянувшуюся рану Прометея (о котором я тоже теперь знаю). Я сам только тогда по-настоящему понял, насколько сильно пренебрежение человека, которого я видел всего несколько минут, задело меня. Нет, не пренебрежение... Убийство. Своим безразличием он приговорил меня к мучительной смерти. Сначала дал надежду, а потом столь же легко забрал ее. Протянул руку, а когда я поверил в своё спасение, столкнул в пропасть.