Шрифт:
– Мисс Каллендар! Мисс Каллендар!
Мисс Каллендар в автобусной очереди снова оборачивается и глядит попристальнее. Встряска узнавания.
– Ой, – говорит она, – это мне машет доктор Кэрк.
– Идите же, – говорит Говард. – Я подвезу вас до университета.
Мисс Каллендар немного медлит, обдумывая это приглашение; потом отделяется от вереницы ждущих студентов и идет к фургону.
– Ну, вы чрезвычайно любезны, – говорит она, останавливаясь с пассажирской стороны, – и в такой скверный день.
– Очень рад, – говорит Говард. – Садитесь.
Мисс Каллендар берет в рифы свой зонтик, притягивая его бордовые складки к его серебристому стержню; потом открывает дверцу фургона и начинает забираться внутрь.
– А я думала, вы каждое утро маршируете в университет со знаменем в руках, – говорит она, приспосабливая длинные ноги к тесноте, опуская свой портфель на пол, а зонтик ставя вертикально между коленями. – Я понятия не имела, что вы разъезжаете в моторизированной роскоши.
Говард отпускает сцепление; он говорит:
– Сэкономите на плате за проезд.
– И верно, – говорит мисс Каллендар, – весомое соображение в наши дни.
Фургон отъезжает от тротуара и встраивается в ряд машин, которые в каждое буднее утро перед девятью часами движутся от Водолейта к университету.
От мисс Каллендар исходит запах гигиеничного шампуня. Ее зонтик изящно увенчан стеклянным шаром с цветком внутри, эдакая викторианская диковинка; ее белые пальцы сплетены на шаре. Она поворачивается к Говарду и говорит, словно поверяя грешную тайну:
– Правду сказать, я почти опаздываю. Никак не могла заставить себя встать с постели.
– И знаете почему? – говорит Говард. – Слишком увлекаетесь вечеринками.
– Да, это нехорошо, правда? – говорит мисс Каллендар. – В котором часу она кончилась?
– Под утро, – говорит Говард. – Через несколько часов после вашего ухода. Около четырех.
– Не понимаю, как вам удается, – говорит мисс Каллендар, – эта вечеринка требовала жутко много сил.
– Как любая вечеринка, – говорит Говард, – если отнестись к ней с подлинным интересом.
– А, – говорит мисс Каллендар, – я полностью согласна. Меньше всего от них требуется веселья. Оно сводит их к чему-то пошлому.
Говард смеется и говорит:
– Но вам было интересно?
– О да, – говорит мисс Каллендар, – на мой лад. Видите ли, я чужачка и должна выяснить, как все вы тут и что.
– И выяснили? – спрашивает Говард.
– Не уверена, – говорит мисс Каллендар, – я думаю, что вы – очень интересные персонажи, но вот до сюжета я еще не докопалась.
– Ну, это просто, – говорит Говард. – Сюжет – история.
– О, конечно же, – говорит мисс Каллендар, – вы ведь человек, причастный истории.
– Совершенно верно, – говорит Говард, – потому-то вы должны доверять нам всем. Как и эти ребята вчера вечером. Они на стороне истории.
– Ну, я доверяю каждому, – говорит мисс Каллендар, – но никому предпочтительно. Полагаю, я не верю в групповые добродетели. По-моему, это исключительно индивидуальное достижение. Поэтому, мне кажется, вы и преподаете социологию, а я литературу.
– А, да, – говорит Говард. – Но как вы ее преподаете?
– То есть вы спрашиваете, структуралист ли я, или психолингвист, или формалист, или христианский экзистенциалист, или феноменологист?
– Да, – говорит Говард.
– А, – говорит мисс Каллендар, – так я ни то ни другое, не пятое и не десятое.
– Так что же вы в таком случае делаете? – спрашивает Говард.
– Читаю книги, беседую с людьми о них.
– Без метода? – спрашивает Говард.
– Вот именно, – говорит мисс Каллендар.
– Звучит не слишком убедительно, – говорит Говард.
– Да, – говорит мисс Каллендар, – у меня есть склонность оставаться чуть-чуть неуловимой.
– Ничего не получится, – говорит Говард. – Каждое слово, которое вы произносите, это декларация вашего мировоззрения.
– Я знаю, – говорит мисс Каллендар, – и ищу способа, как это обойти.
– Такого способа не существует, – говорит Говард, – вы должны знать, кто вы есть.
– Я либерал девятнадцатого века, – говорит мисс Каллендар.
– Этим вы быть никак не можете, – говорит Говард, – сейчас ведь двадцатый век, почти его конец. Никаких ресурсов не осталось.