На следующий день Раиса снова пошла на работу вместо тётки.

Никифора она застала всё за тем же занятием. На этот раз он был так увлечён казнью несчастных мух, что не счёл даже возможным поздороваться с Раисой. Она быстро проскользнула в кладовую, взяла всё, что ей было нужно, и принялась за уборку.

Она так увлеклась наведением чистоты, что даже не слышала, как сзади к ней подкрался Никифор.

– Ты в чём спишь? – раздался его хриплый голос.

Раиса от неожиданности вздрогнула и опрокинула ведро.

– Ну, ты даёшь! – фыркнул повар.

– Тебе чего? – пробормотала испуганная Раиса.

– В чём ты спишь, спрашиваю.

– Как это в чём? – не поняла она.

– Ну, голая?

Она помотала головой.

– Вот, и моя дура тоже в рубашке спит.

– Так ты женат? – ни с того ни с сего спросила Раиса.

– А как же ты думала? – ухмыльнулся повар.

– И дети есть?

– Ага. Пятеро. Ну, ладно, я пойду. Закроешь тут.

Когда за Никифором захлопнулась дверь, Раиса перевела дыханье.

Только тут она поняла, что ужасно напугана и сердце бьётся в груди с дикой скоростью.

Она подумала, что может быть рассказать обо всём тётке, но тут же в её голове прояснилось, – а собственно, о чём рассказывать?

Вернувшись, домой, Раиса сразу легла спать.

На вопрос тётки – не устала ли она, молча, покачала головой.

За окном было светло, как днём. Узкий месяц за несколько прошедших дней превратился в полную луну, и звёзды, перестав им интересоваться, словно отступили на расстояние, и каждая ярко сияла на своём месте.

Раиса, несмотря на странное изнеможение, до утра не сомкнула глаз. Она ворочалась с боку на бок и сердилась на панцирный матрас, который неустанно скрипел при каждом её движении.

Наутро тётка спросила, – тебе нездоровится, Раечка?

– С чего ты взяла?

– Да, не спала ты всю ночь. Я слышала, как ты возилась.

– Нет, всё нормально тётя. Просто луна яркая. Я в такие ночи плохо сплю.

– Ну, так это поправимо, – обрадовалась тётка, – завтра закроем ставни.

– Нет, не надо! – почему-то испугалась Раиса.

– Не надо, так не надо, – поспешила согласиться тётка, и пошла на кухню, поить молоком Артура.

Маленький смуглый мальчик с глазами черносливинами приносил пожилой женщине несказанную радость, и в душе она побаивалась, что племянница надумает вернуться в город и заберёт с собой малыша.

– Сладкий ты мой, – шептала женщина, лаская ребёнка, – какой ты славненький у нас, какой хорошенький. Пей, деточка, молочко, пей. Вот щёчки-то у тебя румяненькие стали. А то бледненький был, как полотняночка.

Артур послушно пил молоко, уплетал свежий хлеб, творог и яйца.

Тётку матери он звал бабушкой и полюбил её всем своим маленьким сердцем.

В тот вечер Раиса пошла на работу с каким-то нехорошим чувством и первым делом решила убраться на кухне.

Она вошла в помещение и в первую минуту застыла от ужаса на месте, а потом дико завизжала и бросилась прочь.

– Чего орёшь, как оглашенная? – грубо спросил, возникший перед ней, повар.

– Там, – сказала Раиса и показала на кухню, – там.

– Что там?

– Кошка… – пролепетала молодая женщина.

Весь пол кухни был заляпан кровью, а под потолком на крюке висело мёртвое животное. Вид его был ужасен – закатившиеся глаза, раскрытый рот и застывшие конечности.

– А это? – зевнул повар, – я её ножом проткнул. Она сволочь печёнку стащила, вот я её и казнил, – он громко расхохотался.

Раиса бросилась в туалет. Ей показалось, что желудок её вывернулся наизнанку. Потом она долго полоскала рот водой, пытаясь изгнать противный привкус крови.

Никифор встретил её ухмылкой, – вид у тебя бледный. Ладно, убрал я её, иди, убирайся.

– Куда ты её дел? – пролепетала Раиса.

– Кого её? Кошку что ли? Вон в отходы на улицу выбросил.

– Похоронить надо, – сказала Раиса, чувствуя, что слёзы наворачиваются на глаза.

– Ага, больше мне делать нечего, как всякую дохлятину хоронить, – бросил повар и, пройдя мимо Раисы, саданул её своим огромным брюхом.

Девушка с трудом заставила себя начать отмывать кровавые пятна с пола.