– Абсолютно. Она была счастлива здесь, – на лицо господина Дроуди набежала легкая тень. – И каждый день благодарила меня за то, что я смог подарить ей это чудо.

– За ограду она не выходила? – снова спросил Йен.

– Bообще к ней не приближалась . Все, что Элизабет знала – это дом и наш сад, в котором ей было спокойно и хорошо.

– А ка же работа по дому? – озадачился я. – Если у вас не было слуг,то неужели Элизабет делала все сама? B таком огромном особняке?

– Нет,конечно, – невесело усмехнулся мужчина. – Мы широко используем бытовые амулеты: для чистки, уборки, мытья и даже стирки. Поверьте, у меня достаточно средств, что бы позволить себе тратить их на то, что я считаю нужным. И я часто бываю в столице, где хватает молодых пытливых умов, желающих подработать на создании принципиально новых артефактов. Я у них частый гость,даю заказы, которые порой и сам считаю странными… плачу деньги, а через время получаю результат… у меня в доме стоит единственная в Bерле и, наверное, во всей лтории машина для стирки белья. Громоздкая , пожирающая прорву заряда у амулетов, зато исправно чистящая одежду и не заставляющая никого портить руки щелочью. Есть амулеты , поглощающие неприятные запахи. Амулеты, позволяющие ухаживать за старой древесиой. Амулеты для сбора пыли, воды, грязи… амулеты для защиты и охраны… осветительные, предупредительные , атакующие , парализующие… да каких только нет! Я столько денег на них потратил, что Элизабет почти не приходилось работать по дому! Разве что готовить? Но готовить она как раз любила, и я не стал лишать ее этой радости, заводя личного повара.

Мы с Йеном снова переглянулись .

Как занятно… но, наверное, это и есть любовь?

– Значит , посторонние в вашем доме не появлялись? – уточнил Йен, медленно пройдясь по комнате.

Господин Дроуди покачал головой.

– Практически нет. если кто и бывал,то Элизабет сразу уходила к себе и не появлялась до тех пор , пока за гостем не закроются двери. Она жила уединенно и очеь тихо. Родных у нее не осталось . Друзей и близких тоже. B богов она не верила. И даже молитв из ее уст я ни разу за это время не слышал. Bсе, что у нее было, это я…

Он вдруг сжал челюсти и отвернулся.

– Простите за беспокойство, господин Дроуди, – вежливо откланялся Йен, цепко ухватив меня за локоть и знаком показав, что за первое же слово убьет меня на месте , причем особо жестоким способом.
– Благодарим вас за сотрудничество. Вы очень нам помогли. Как только что-нибудь выяснится, мы непременно вам сообщим.

Опечаленный мужчина кивнул и даже не стал требовать выложить все детали расследования немедленно. Просто отпустил и прикрыл за нами дверь.

Хотя, наверное, его можно понять – почти полвека прожил с теткой душа в душу, берег ее от всего мира. Можно сказать, был ее единственной опорой, а сегодня вернулся домой и вдруг – бац! Она меpтва! Он все утро метался из угла в угол, не зная, что делать , потом носился из управления городской стражи к нам и обратно, старается держал лицо, хотя сил даже на то, чтобы просто казаться спокойным, не хватало. Тем временем в его доме толпа шарится посторонних, во дворе гадят чужие кoни, ухоженный газон топчут грязными сапогами… А потом приходим мы и заявляем, что любовь всей его жизни не просто свернула себе шею на лестнице , а ее, оказывается, могли убить.

Ох и нелегкий денек сегодня выдался у господина Дроуди!

Однако по поводу амулетов я бы не отказался с ним поговорить – это ж золотая жила, если правильно приложить к ней руки и голову! Но Йен был настойчив и явно зол. Причем настолько, что беззвучно пообещал урезать мне оклад , если я не подчинюсь и не уберусь из этого дома вон.

Пришлось смирить любопытство и уйти, мысленно пообещав себе когда-нибудь сюда вернуться. Потом кучу времени прождать, пока он закончит с осмотром остальных помещений. Затем долго трястись в бричке по пути в Управление. А едва зайдя внутрь, наткнуться на мрачного, как грозовая туча, Готжа и услышать от него раздраженное:

– Не спешите раздеваться – у нас ещё один труп…

Всю дорогу до очередного места преступления Йен упорно молчал. Вернее, сперва oн все-таки завел неприятный разговор и, не особенно стесняясь в выражениях, высказал все, что думает о моих методах дознания.

Ему, как выяснилось, не понравилоcь открытое вмешательство в ЕО дело и тот факт, что из-за моей наглости мы могли лишиться ценного истoчника информации. Дескать , если бы Дроуди не был так расстроен смертью своей… ну , пусть будет экономки… то после моей выходки мог вообще отказаться сотрудничать. Огласка отношений в его ситуации нежелательна , а настаивать, ввиду отсутствия улик и показаний амулета правды, мы не имели права. Так что, если бы Дроуди уперся и накатал жалобу бургомистру, всему нашему Управлению грозила нехилая плюха от городского начальства. По мнению Йена, я едва не послужил причиной большого скандала. Не говоря уж о том, что я поставил под угрозу тайну следствия , посмел не проявить должного сочувствия к чужому горю и вообще вел себя неподобающе.

Когда я заметил, что Йен несет чушь, он обиделся. Когда я резоно возразил, что именно тот факт, что я надавил на cвидетеля , помог немного прояснить дело, он обозлился. А когда я спросил, чего же он на самом деле испугался: пoследствий для Управления или же лично для себя, - и вовсе рассвирепел. После чего ледяным тоном потребовал от меня соблюдать субординацию, а потом демонстративно отвернулся и до самого места назначения не произнес ни единого слова.

Да. Иногда его клинило. Но, как правило, Йен быстро отходил. Поэтому я просто пожал плечами и не стал ничего доказывать . Я поступил так, как посчитал нужным, не думая о возможном скандале, чужом неудовольствии или чьих-то пораненных чувствах. И раз это принесло положительный результат,то все остальное не имело значения.