– Йес! Ошеломиссимо…

В дверях Жданов пропустил вперед Надежду, и они покинули зал заседаний.

Вскоре черный «Порше» увез их в неизвестном направлении.

***

В комнате было темно. Веселые занавеси в цветочек задернуты, свет выключен. Но Катя и в темноте, и с закрытыми глазами “видела” свою комнату, родную до мелочей.

С двери на нее смотрит Джон Леннон, а рядом на стене Эйнштейн, дразнит ее, высунув язык. Раньше она с ним дружила, отвечала ему тем же манером-то язык покажет, то подмигнет. Сейчас ей не до этого.

Сразу после совещания она сбежала - не могла находиться в кабинете, боялась расплакаться на виду у всего офиса. До дома дотерпела, еще и родителей удалось не встревожить - сказала, что голова болит, давление видимо поднялось. Они поверили - Валерий Сергеевич сам с давлением дома остался. Елена Александровна тут же принялась хлопотать теперь уже возле дочки - мужу таблетки были даны, отвары приготовлены, просмотр футбола отменен категорически.

Катя попросила ее не беспокоить - она полежит, отдохнет, может все само пройдет, а если уж нет, тогда она согласится на процедуры.

Мать с сомнением посмотрела на нее, но настаивать не стала – пусть полежит Катенька. Материнское сердце чуяло, что дело не в усталости. Елена Александровна, проводив дочку до двери в ее “светелку” не успокоилась, и время от времени проходила мимо, прислушивалась.

Катя устроилась на диванчике. Она не разобрала постель, не разделась, так и легла поверх пледа, в крупную красно-синюю клетку, укрывшись им же - ее знобило.

То была не простуда. Ее тело содрогалось от нервной дрожи. И мысли содрогались …

Она никак не могла смириться с ситуацией. Обида на себя, на Андрея душила ее, разрывала сердце.

Ведь все могло быть иначе! Если бы они успели поговорить. Если бы объяснили друг другу свои поступки. Невозможность что-либо изменить, удручала больше всего.

Теперь Катя понимала, каково было Андрею, когда он пытался объясниться с ней, а она не давала ему такой возможности. Она ударилась о стену, воздвигнутую собственными руками!

Подумала так и расплакалась. Боль выходила со слезами, но меньше ее не становилось.

– Катенька, доченька, что с тобой?
– мать оказалась рядом, Катя не заметила, когда она вошла, нарушив просьбу дочери.

И Катя была этому рада - плакать на груди у матери совсем не то, что в равнодушную подушку, которой все равно от радости эти слезы, или от горя.

А мама обнимет, прижмет к себе, погладит по голове.

– Катенька, ты поплачь, поплачь. Расскажи, если хочешь. Я же тебе не чужая, я все пойму. Помочь постараюсь.

– Никто мне уже не поможет! Он уехал. Совсем уехал! Навсегда.

– Кто уехал?

– Жданов уехал, Андрей Павлович…

– В командировку? Ты говорила, я помню.

– Это давно было. Теперь он ушел из «Зималетто», уехал…

– А ты что же… Вы же…

– А я люблю его! Я давно простила его, я хотела… я собиралась… а он уволился….

– Так позвони ему! Скажи… Он вернется!

– Нет, мама, не вернется. Он уехал с другой женщиной. Он разлюбил меня, он смог, а я не могу.

– Не любил, значит, и ты забудь.

– Любил, я это всегда чувствовала, только не верила. Не хотела его слушать… А теперь поздно. Все поздно!

Новые потоки слез вырвались из глубины, из самого сердца. Рыдания перешли в истерику. Теперь уже Катя не скрывала их. Ей было все равно, кто и что подумает.

Валерий Сергеевич суетился тут же, приносил капли и мокрое полотенце - Елена клала его на лоб дочери - у той поднялась температура, она вся горела.

Забежавший после работы Зорькин настоял на вызове скорой помощи - нельзя оставлять Катю в таком состоянии на ночь!

Врач предложил ее госпитализировать , но потом согласился подождать до завтра. Кате сделали уколы и она заснула.

Мать не стала будить на работу - подождет работа, здоровье важнее.

Позвонившему Павлу Олеговичу было сказано, что Екатерина Валерьевна заболела и видимо серьезно - ждать скорого выхода в «Зималетто» не стоит.

Пришлось Жданову-старшему отложить возвращение в Лондон и, засучив рукава впрячься в работу.

Через неделю Катя нашла в себе силы, пришла в офис и поговорила с Павлом. Была она такая бледная, похудевшая - черные круги под глазами, - что он согласился отпустить ее из компании. Ничего не поделаешь: человеку нужен отдых, перемена обстановки. Не для хрупких девичьих плеч такой груз.