Шрифт:
— Она просила меня защищать тебя и твою сестру, — сказал Гюнтер, когда слуги ушли, голос рыцаря-ветерана звучал тихо, и глаза были полны скорби. — Она боялась за вас. Это было лишь за день до того, как она… умерла. Она была на последнем сроке беременности, и ее мучила сильная боль, но она думала только о тебе и Анаре.
— Она была беременна? — в замешательстве спросил Калар, позабыв о своем гневе.
Гюнтер понял, что сказал слишком много.
— Да… — неохотно сказал он. — Роды были очень тяжелыми. И мать и дитя умерли.
Калар долго смотрел в пустоту.
— Я не знал… — произнес он наконец. — Никто не говорил мне, как она умерла.
— Прости, я сожалею, что заговорил с тобой об этом. Как бы то ни было, — сказал Гюнтер, откашлявшись, — через год Анару забрали. И тогда я не смог сделать ничего, несмотря на мое обещание. Но здесь и сейчас я могу тебя защитить. Обещать и не защитить обоих ее детей… я не смогу жить после такого позора.
— Но я не хочу, чтобы ты погиб из-за меня, — сказал Калар.
— Я не собираюсь погибать, мальчик мой, — ответил Гюнтер. — Позволь мне сразиться. Позволь почтить желание твоей матери.
В этот момент в палатку вошел Бертелис, его лицо было мрачным и встревоженным. Младший брат Калара взволнованно кусал губы.
— Пора, — сказал он.
* * *
Слух о поединке прошел по лагерю, и все рыцари собрались на поле, чтобы посмотреть на дуэль. Ратники и прочие простолюдины столпились вокруг площадки на поле, огороженной веревками, толкаясь за лучшие места.
По толпе прошел шепот, когда появился Калар, сопровождаемый Гюнтером и Бертелисом. Люди расступились, дав им дорогу.
Рыцари и простолюдины Гарамона криками приветствовали Калара, когда он вышел на площадку. Со стороны воинов Сангасса раздался свист. Малорик и Ганелон стояли вместе перед бароном Монкадасом, который, как старший дворянин, должен был стать официальным судьей поединка. Лицо Калара помрачнело, когда он увидел их.
Подойдя ближе, он остановился в нескольких шагах. Ганелон все так же улыбался своей холодной улыбкой.
— Я уж думал, что ты не придешь, — усмехнулся Малорик. — Ну что ж, я рад. По крайней мере, ты умрешь, сохранив хотя бы остаток чести.
— Я буду сражаться от имени Калара из Гарамона, — твердо заявил Гюнтер, прежде чем Калар успел заговорить.
Малорик поднял бровь. Ганелон обратил взор своих холодных мертвых глаз на Гюнтера, оценивающе рассматривая его.
— Ты заставишь старика сражаться вместо себя? — рассмеялся Малорик. — Вот так храбрец!
— Калар из Гарамона назвал своего чемпиона! — объявил барон Монкадас, его могучий голос разнесся над толпой.
— Давно я мечтал скрестить клинки с тобой, — тихо произнес Ганелон, глядя на Гюнтера. — Будет почетно оказаться тем, кто убьет тебя.
— Разве что в твоих мечтах, парень, — ответил Гюнтер.
— Пусть Владычица благословит вас обоих, — сказал барон.
— О да, — усмехнулся Ганелон.
Гюнтер промолчал.
Барон Монкадас поднял богато украшенные песочные часы, показывая их всем собравшимся.
— Поединок начнется, когда последняя песчинка упадет! — громогласно объявил барон, поворачиваясь, чтобы все могли слышать его.
Перевернув часы, он поставил их на стол, застеленный шелком.
Двое дуэлянтов, отвернувшись, разошлись по разным концам огороженной веревками площадки. Конюх Гюнтера привел его боевого коня, другие слуги принесли его щит и копье.
— Ты не должен биться в поединке за меня, — сказал Калар хриплым от волнения голосом.
— Должен, — ответил Гюнтер, — если намерен хоть как-то сдержать обещание, данное твоей матери.
Неожиданно рыцарь-ветеран улыбнулся.
— Ничего, мальчик мой. Я не позволю, чтобы меня убил какой-то сангассовский щенок.
— Постарайся прикончить его в конном бою, — сказал Бертелис. — Пешим он сражается лучше, чем в седле.
Калар почувствовал тошноту от волнения, и не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства. Бертелис стоял рядом, его лицо было бледным и напряженным. Гюнтер преклонил колени и вознес молитву Владычице.
Поднявшись, он обнял Калара и Бертелиса, и сел в седло своего могучего боевого коня. Конь фыркнул и встряхнул головой. Гюнтер взял щит и дал знак подать копье. Калар сам подал копье учителю.
— Удачи в бою, — сказал он. Гюнтер улыбнулся в ответ. После этого он опустил забрало и повернулся, глядя на Ганелона на другом краю площадки.
Ожидание, пока весь песок в песочных часах истечет, казалось, заняло вечность, и он вздрогнул, когда, наконец, затрубил рог.
Оба рыцаря без дальнейших церемоний пришпорили коней, сразу перейдя в галоп, и с лязгом доспехов поскакали навстречу друг другу по травянистому полю. Это не была специальная площадка для торжественных турниров. Не было ограждения, разделяющего соперников, не было обычной в таких случаях помпезности и пышности, традиционно сопровождавших подобные события. Просто два рыцаря, которые будут сражаться, пока один из них не окажется повержен.