Следующий автор – голландец Исаак Масса, купец и дипломат, побывавший в 1601-1609 годах в Москве и бывший сам очевидцем исторических событий. Он писал: «[Дороговизна в Москве] В то время, по воле божией, во всей московской земле наступила такая дороговизна и голод, что подобного еще не приходилось описывать ни одному историку. Даже голодные времена, описанные Альбертом, аббатом Штаденским (Stadensis) и многими другими, нельзя сравнить с этим, так велик был голод и нужда во всей Московии. Так что даже матери ели своих детей; все крестьяне и поселяне, у которых были коровы, лошади, овцы и куры, съели их, невзирая на пост, собирали в лесах различные коренья, грибы и многие другие и ели их с большой жадностью; ели также мякину, кошек и собак; и от такой пищи животы у них становились толстые, как у коров, и постигала их жалкая смерть; зимою случались с ними странные обмороки, и они в беспамятстве падали на землю. И на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы, также собаки и другие животные».

И далее: «[Великое бедствие] В самой Москве было не лучше; провозить хлеб на рынок надо было тайком, чтобы его не отняли силой; и были наряжены люди с телегами и санями, которые каждодневно собирали множество мертвых и свозили их в ямы, вырытые за городом в поле, и сваливали их туда, как мусор, подобно тому, как здесь в деревнях опрокидывают в навозные ямы телеги с соломой и навозом, и когда эти ямы наполнялись, их покрывали землей и рыли новые; и те, что подбирали мертвых на улицах и дорогах, брали, что достоверно, много и таких, у коих душа еще не разлучилась с телом, хотя они и лежали бездыханными; их хватали за руки или за ноги, втаскивали на телегу, где они, брошенные друг на друга, лежали, как мотовила в корзине, так что поистине иные, взятые в беспамятстве и брошенные среди мертвых, скоро погибали; и никто не смел подать кому-нибудь на улице милостыню, ибо собиравшаяся толпа могла задавить того до смерти. И я сам охотно бы дал поесть молодому человеку, который сидел против нашего дома и с большой жадностью ел сено в течение четырех дней, от чего надорвался и умер, но я, опасаясь, что заметят и нападут на меня, не посмел. Утром за городом можно было видеть мертвых, одного возле кучи навоза, другого наполовину съеденного и так далее, отчего волосы становились дыбом у того, кто это видел»36.

Еше один свидетель – Мартин Бер, лютеранский пастор в церкви св. Михаила в Москве в 1600-1612 годах, лично знакомый с рядом известных исторических персон, включая царя Бориса Годунова, самозванца Григория Отрепьева и его супругу Марину Мнишек. Он писал: «На 1601 году началась неслыханная дороговизна; она продолжалась до 1604 года; бочка ржи стоила от 10 до 12 гульденов. Настал такой голод, что сам Иерусалим не испытал подобного бедствия, когда, по сказанию Иосифа Флавия, Евреи должны были есть кошек, мышей, крыс, подошвы, голубиный навоз, и благородная женщина, терзаемая нестерпимым голодом, умертвив собственное дитя свое, изрубила его на части, сварила, сжарила и съела. Вот самое ужасное событие из всех происшествий, описанных еврейским историком! Свидетельствуюсь истиною и Богом, что в Москве я видел собственными глазами людей, которые, валяясь на улицах, летом щипали траву, подобно скотине, а зимою ели сено; у мертвых находили во рту вместе с навозом, человеческий кал. Везде отцы и матери душили, резали и варили своих детей; дети своих родителей, хозяева гостей; мясо человеческое, мелко изрубленное, продавалось на рынках за говяжье, в пирогах; путешественники страшились останавливаться в гостиницах»37.

Свидетельство Георга Тектандера фон дер Ябель, посла короля Богемии и Венгрии, эрцгерцога Австрийского Рудольфа II в Персии, который в 1602-1603 годах проезжал через Московское царство: «Хлеба – ячменя, овса и пшеницы, у них иногда бывает в изобилии; если же он как-нибудь не родится, то для Московов (Moscis) наступает такой голод, какой случился при нас, что многие тысячи людей в городе и окрестностях Москвы умерли от голода. Почти невероятно, но нам доподлинно известно, что печения (Kuchen), называемые у них пирогами, приготовляемые приблизительно так же как у нас пфанкухены (Pfannkuchen) и которые обыкновенно начиняются разного рода мясом, неоднократно продавались в городе у булочников с человеческим мясом; что они похищали трупы, рубили их на куски и пожирали. Когда это обнаружилось, то многие из них подверглись судебному наказанию за это. Другие ели, хотя этому почти нельзя верить, но это действительно было так, с большего голода, нечистых животных – собак и кошек. В деревнях также никто не был в безопасности; мы сами, по дороге, видели много прекрасных сел, совершенно обезлюденных, а кто не умер голодной смертью, те были убиваемы разбойниками. Об этом можно было бы написать еще очень много»38.

Наконец, свидетельство шведского дипломата и историка Петра Петрея де Эрлезунда, который четыре года служил в России, а потом был послом шведского короля Карла IX в Московском царстве: «Главная причина, видимо, состоит в том, что всемогущий бог хотел наказать всю страну тремя несчастьями, а именно: голодом и дороговизной, чумой, гражданской войной и кровопролитием, которые следовали одно за другим. Ибо в стране в 1601, 1602 и 1603 годах была такая дороговизна, голод и нужда, что несколько сотен тысяч людей умерло от голода. Многие в городах лежали мертвые на улицах, многие – на дорогах и тропинках с травой или соломой во рту. Многие ели кору, траву или корни и тем утоляли голод. Многие ели навоз и другие отбросы. Многие лизали с земли кровь, которая сочилась из убитых животных. Многие ели конину, кошек и крыс. Да, они ели еще более опасную и грубую пищу, а именно – человеческое мясо. Родители не щадили детей, также как и дети – родителей. В больших семьях доходили до того, что брали самого толстого, убивали его, варили или жарили и съедали. Таким образом многие расстались с жизнью. Я видел в Москве, как одна обессилевшая, очень слабая женщина, несшая своего родного сына, схватила его руку и откусила от нее два куска, съела их и села на дороге. Она, наверное, убила бы ребенка, если бы другие люди не забрали его. Никто не осмеливался открыто приносить хлеб на рынок и продавать его, ибо нищие сразу выхватывали хлеб. Одна мера ржи стоила 19 талеров, в то время как ранее она стоила не более 12 эре. Люди продавали сами себя за гроши и давали в том на себя запись. Родители продавали детей, мужья – жен. Столь ужасного голода и нищеты, как в эти три года, не было ни в одном другом королевстве или стране христианской или языческой ни в мирное время, ни в войну, что я и хочу показать»39.

Таким образом, иностранные свидетели одинаково, почти одними и теми же словами описывают ужасные картины голода, сопровождавшегося массовыми смертями, пожиранием травы, сена, навоза и отбросов, человеческого мяса. Пастор Мартин Бер, описывая все это, клялся именем Бога, что передает увиденное им лично, настолько все было ужасно и невероятно. Православный монах и лютеранский пастор сошлись во мнении, что эти бедствия были карой Божьей за грехи.

Так что с мнением Р.Г. Скрынникова насчет того, что голод сам по себе не мог привести к смуте, согласиться нельзя. Голод был настолько тяжелым и страшным, что люди были готовы на все, чтобы избавить себя от мучений. Если уж дело дошло до убийств людей ради мяса и поедания трупов, то признать царем заведомого самозванца явно выглядело на фоне людоедства куда меньшим злом и грехом.

Пункт второй: сами по себе обстоятельства неурожаев и последовавшего за ними голода. Нельзя не обратить внимание, что первый неурожайный год, а именно 1601 год, современники описывают намного более подробно, чем последующие. Выше уже цитировалось сказание Авраамия Палицына, в котором он прямо говорит, что причиной неурожая были проливные дожди, при которых хлеб не вызрел, а потом, в пору сбора урожая, ударил заморозок.

Историк В.И. Корецкий подошел к этому вопросу гораздо более тщательно, чем другие исследователи. Он пишет, что в начале 1970-х годов, ради более тщательного исследования одной из первых в России крестьянских войн – восстания Хлопка в 1603 году, был проведен сплошной перебор архивных документов. От той эпохи осталось очень мало документов. Это было связано как с тем, что многие документы погибли во время войн Смутного времени, так и с тем, что большой пожар в Москве в 1634 году, обративший в пепел более 5 тысяч домов, уничтожил также приказные канцелярии с их архивами. После этого пожара царь Алексей Михайлович не велел своим подданным курить табак во избежание пожаров.

На удивление, перебор архивов дал немало ценных находок, которые пролили новый свет на события Смутного времени. Приказные дьяки имели обыкновение экономить бумагу и писали на обороте более ранних документов, чем и сохранили следы больших исторических событий. Среди этих находок были и новые сведения, касавшиеся неурожая и голода.

В принципе, сведения Авраамия Палицына подтвердились. Был и дождь, и ранний холод. Так, в «Повести о Псковском Печорском монастыре» говорится, что зимой 1600/01 года под большим снегом попрели озимые посевы, а в 1601 году большие дожди начались 29 июня. Лето было дождливым и родь стояла зеленая и неспелая. У крымских послов, которые летом 1601 года стояли в Ливнах (недалеко от Орла) от дождя погнили все телеги и товары. Осенью они тронулись в обратную дорогу в Крым, но ехали трудно, поскольку все реки были полноводными, что крайне нетипично для гидрорежима рек Европейской части России (обычно на сентбярь-октябрь приходится самый минимум воды)40.