Вышел ночью по нужде. Вижу, стоит здоровый, как бык, блатной по "кликухе" "Гулливер", а перед ним на коленях, – педераст по "кликухе" "Архитектор", и… сосет у того здоровяка член. Покачиваются в такт. А "Гулливер", аж зажмурился от удовольствия…

Целую ночь страшная брань, в которой часто вспоминают Бога и Богородицу! Крики, звуки ударов, стоны, мольбы пощады, истерический смех. Это блатные побоями принуждают педерастов удовлетворять их сексуальные прихоти. Все убедились: в камере творится беспредел.

А что основная масса? Их же в десяток раз больше! А каждый дрожит за свою шкуру! Только пискешь – "опустят". Сам ничего не сделаешь, а начнешь собирать сообщников – быстро нарвешься на гнилую душу, и он тебя с радостью продаст, и этим заслужит у блатных место у окна, и их заступничество. Вот "Архитектор" рыпнулся, и поплатился. Те, что молчали – выжили.

Почему-то подумалось: Вот так, горстка коммунистов с КГБистами удерживают в повиновении, целую империю. Мерзавцев мало, но они сплочены – их объединяет жажда власти, сладкой жизни. Простых смертных в сотни раз больше, но каждый из них сам за себя. Вот я рыпнулся, и в результате попал на дно, а тот, кто продал меня, поднялся вверх. Радуется: повезло найти дурачка.

Боже мой, Боже мой, зачем меня Ты покинул?

Утро. Подъем. Контролеры выгнали всех в коридор, перечислили и исчезли до первой вечерней проверки.

Пахан обращается ко всем:

– А че, мужики, "хату" мыть будем?!.. А?!.. Ну, кто сегодня дежурить будет?!.. Ну – смелее!..

Все молчат. Дело в том, что камеру убирают педерасты, а это значит: кто возьмет в руки их инструмент – "законтачится" и, соответственно, попадет в их компанию. Все молчат – каждый трясется сам за себя.

– Нет добровольцев?!.. Тогда я сам выберу!..

Ткнул в меня пальцем:

– Ты будешь мыть!..

Я стою.

– Дайте ему веник и швабру!.. Бери!..

Я стою.

– Работал в стройбригаде, себе и нам тюрьму строил, а "хату" мыть, чтобы всем нам было чисто, не хочешь?! Бери! Бери, с-сука!!!

Один из блатных, подкравшись сзади, ловко забросив на шею петлю. Затянул и крепко держит. Другие похватали из кучи сапоги, и стали меня изо всех сил бить. Особенно старались блатные из нашего лагеря, чтобы показать какие они крутые. Били, пока не устали.

– Хватит! – крикнул пахан… Подать ему веник и швабру!.. Бери!.. Бери, с-сука!!! Ну!!!

Наступила мертвая тишина – все затаив дыхание, наблюдают это зрелище.

Слышу шепот "Архитектора":

– Не бери…

Чувствую, как он корпусом отталкивает меня…

Снова посыпались удары. Били, кто чем: сапогами, кулаками, ногами. Выбили челюсть. Загнали под нары, в промежуток между мужиками и педерастами.

Лежу. Заглядывает Гулливер:

– Говорят, у тебя зубы золотые… Засвети… А, че – снимай. Снимай, а то с челюстями будем выносить, а после еще и отпид…сим.

Понял: не шутят, но зубы снимать не спешил, тянул время. А вдруг – думаю – на этап выдернут…

Заглядывает снова:

– Ну, че!?

– А не снимаются… – говорю.

– Ну, смотри сам!.. – и пошел.

После вечерней проверки пахан объявляет:

– Мужики! Че делать будем?! В стойбригаде себе и нам тюрьму строил, а "хату" убирать ему, видите ли, западло!.. Может, выберем кого-нибудь другого хату убирать?! А?!.. Как думаете?!

Воцарилась мертвая тишина – каждый боится сказать слово против. И еще, кроме того, логика такая: Если не выберут его, то могут выбрать меня. То пусть уж лучше кандидатом в педерасты будет он…

– А мы сделаем по справедливости, чтобы вы не думали, что это произвол! Загоним "полосатым" "маляву"! Как они решат, так и будет!

Что они писали – никто не видел. Через час "баландеры" принесли ответ.

Вытаскивают меня на середину "хаты"! Зажал пальцами то, что написано сверху, и то, что внизу.

– Читай громко, чтобы все слышали!..

Я говорю:

– Покажи всю "маляву"!..

– Ах ты, с-сука!! – и градом посыпались удары.

– Читай! Читай тебе говорят!..

Читаю: "…жестоко побить и загнать на парашу…".

– Все слышали?! "Полосатые" присудили его побить! Зону строить ему, видите ли, не западло, а камеру убирать – западло! Ну, че, мужики, – правильно?!.. Шо молчите?!.. А?!..

Послышались голоса:

– Правильно! Так ему и нада!

Я кричу:

– Мужики! Меня убивают за мои золотые зу!..

Не успел договорить последнее слово, потому что в этот момент почувствовал сильнейший удар по почкам – у меня перехватило дыхание, согнуло от боли. Лучше бы я этого не говорил, потому что это их ужасно разозлило. Били, сколько хотели. Опять загнали под нары.