Позже Джеймс узнал, что Очкарик, стараясь искупить вину, пытался обучить Убогого грамоте, чтобы тому всегда было что ответить. Должно быть, у ютового и в самом деле были педагогические способности, потому что в результате грамоте выучился форпиковый Дональд, навещавший друга в лазарете между вахтами и в меру понимания переводивший с очкариковского на баддовский. Убогий выучился писать своё имя, отчего сам был в полном восторге. На том братание и закончилось, потому что вскоре случился, наконец, бой с французами и внёс в жизнь на “Неустрашимом” свои коррективы.

========== Часть 13 ==========

Генерал! Я не думаю, что ряды

ваши покинув, я их ослаблю.

В этом не будет большой беды:

я не солист, но я чужд ансамблю.

(И. Бродский)

День выдался солнечный, туман рассеялся. Офицеры за завтраком уже привычно делали вид, что второго помощника не существует. Джеймс отвечал полной взаимностью. Боцман орет на кого-то “Для тебя он не Ямаец, для тебя он адмирал Норрингтон!” (а, на Очкарика, то есть, фраза была обращена к кому-то другому). Вот только Очкарик его уже не боится. Даже для вида. Да и не будет сейчас никакого наказания. Не та обстановка.

Бадд и Датчанин отправляются каждый на свою вахту.

– Так тебя оставили старшиной? А то говорили всякое.

– Оставили.

Ну конечно, с каких пор на “Неустрашимом” за преступления снимают с должностей?

– Хорошо … Только помни, Красавчик, если бой, на абордаж тебе теперь нельзя.

– П-помню. Я б-б-больше не хочу!

Адмирал и не знал, что в прошлом бою фор-марсовый хотел в абордажную команду. А ещё Бадда всё чаще зовут Красавчиком, а не Деткой. И на Детку он похож уже меньше. Улыбка всё такая же широкая, но в ней появилось что-то виноватое… Наверно, хорошо. Ему давно пора была взрослеть. Но всё же почему-то жаль. Что-то утрачено.

– Как ваше здоровье, мистер Бадд?

– Всё зажило, сэр!

– Вот и славно. Хорошего дня, матрос.

– Спасибо, сэр! И вам, сэр! И сп-пасибо, что вступились за меня, сэр, - парень посерьезнел, - Датчанин рассказал мне.

– Я исполнял долг судьи.

– Сэр…

– Да?

– А правду говорят, что вы были матросом?

Датчанин, который наверняка и проговорился, тяжело вздохнул. Нет, всё же Бадд пока еще Детка. Может, повзрослее, чем прежде, но ненамного.

– Да. Палубным. Отработал путь до дома после кораблекрушения. Это все вопросы?

– Д-да, сэр… Простите, сэр…

– Вы вправе знать, кто вами командует. А теперь приступайте к своим обязанностям.

– Так точно, сэр!

Адмирал неожиданно для себя обменялся с гротовым усталыми улыбками. С Баддом всем было непросто, но он всё же славный малый. Хорошо, что его не казнили.

Возле нового каптенармуса вьется Крыса. Прямо Чайка, а не Крыса. Этот кивает, ему на всё плевать. И хорошо.

Вроде бы всё готово для еще одного бессмысленного дня на “Неустрашимом”, и тут вперёдсмотрящий орет, что видит французов…

***

Этот бой адмирал почти не запомнил. Были у него и более успешные, были и менее. Упрекнуть себя было не в чем. Каких-то гениальных решений тоже не вспоминалось. Ну победили. Большой радости не ощущается, но неплохо же. Французский корабль “Атеист” был сильно поврежден, хотя и не потоплен (вот и думай, помогает ли Господь атеистам). В “Неустрашимый” тоже попало несколько ядер. Вира ранило, так что саблю от французского капитана получил лейтенант Сеймур. Адмирал рассудил, что из двух разбитых корыт выбирают менее осточертевшее. К тому же, на более осточертевшем, не ровен час, может разойтись сплетня, что второй помощник толкнул капитана навстречу ядру. “Неустрашимый” всё-таки. К радости остальных офицеров, Норрингтон вызвался конвоировать пленников в Англию.

Среди прочих сопровождающих взял с собой Очкарика. Сказал, денщиком. Поверили или нет, пусть отправляются к морскому Дьяволу. Не хватало только, чтобы кому-то пришло в голову после отплытия одного из бывших судей отыгрываться на свидетеле. Да и толку от парня во флоте никакого. Надо вернуть домой.

Адмирал зашёл в лазарет попрощаться с Виром. Правила приличий оставались правилами приличий. Должно быть, капитан считал так же. По крайней мере, он принёс извинения. За дверью слышался испуганный голос старшего фор-марсового “Так он жив? Жив? Благослови его Бог!”. Не Детка и не Красавчик. Убогий. Лучше клички ему никто не придумал.

– Не передо мной вы должны извиняться. Сэр.

Капитан поморщился.

– Да… И всё же мне жаль, что мы… Не сработались.

– Мне тоже, - соврал адмирал. А сам подумал, что, впишись он в эту команду, впору было бы покинуть флот. На французский корабль он уходил если не с радостью, то с надеждой. По крайней мере, хуже не будет. К своему удивлению, к французскому капитану он испытывал симпатию. Тот, кто назвал корабль “Атеист”, хотя бы не будетперекладывать за всё ответственность на бедную античную Фортуну. Не стоит быть слишком суровым с пленниками. Размышляя так, адмирал взошёл на борт.