– Но ты думаешь, это уместно прикасаться к себе передо мной?

– Нет, сэр, - я задыхаюсь, зажимая свой клитор пальцами. – Это не… уместно… вообще. Но я ничего не могу поделать.

Мой голос звучит, как нытье.

– Ты когда-нибудь вставляла в себя пальцы, малышка?

– Никогда, - вздыхаю я. – Никогда этого не делала.

– Значит, ничего не было внутри этой тугой девственной киски? – голос мистера Гейба напряжен, и он слегка фыркает, гладя себя. В этот момент я почти поворачиваюсь. И хотя он приказал мне оставаться в том же положении, я отчаянно хочу видеть то, как он трогает свой член.

– Ничего, сэр, - шепчу я. Моя влага смазывает клитор, и пальцы кружат над маленьким комочком, пока я все сильнее и сильнее возбуждаюсь. Я хочу почувствовать что-то внутри себя. Хочу почувствовать внутри себя его член.

– Я не собирался трогать тебя, малышка, - стонет он. – Ты хотела соблазнить меня своей короткой юбкой и этими трусиками, но я не собирался к тебе прикасаться. Я хотел сидеть здесь, пока ты стояла бы там.

– А теперь?

– Перестань трогать себя, - рычит он. – Сейчас же. Убери пальцы подальше от своего клитора. Ты не кончишь, пока я не разрешу тебе сделать этого.

Мучительно делать то, что он велит мне, но я повинуюсь.

– Я собирался быть порядочным, - говорит он хриплым голос. – Собирался быть хорошим и держать свои руки подальше от тебя. Думал, что буду в безопасности здесь, вдали от тебя.

Он думал, что будет в безопасности? Это я девственница с отсутствием опыта, а он беспокоится о своей безопасности?

– И что теперь?

Я спрашиваю, ожидая в тишине комнаты.

– Теперь? – усмехается он. – Теперь все ставки отменены.

Все ставки отменены.

Я сказал это не просто так. Не просто так заявил, что собираюсь дотронуться руками до девушки.

Или губами.

Или своим членом внутри нее.

Наклониться, чтобы поднять ее трусики с пола, было ошибкой, одной из серии ошибок. Моя рука едва ли коснулась ее ноги, но я еле смог сдержать себя.

Я не должен этого делать.

Я заперт в своем кабинете с ней, распростертой над столом с выставленной голой киской. Я поглаживаю свой член, собираясь кончить, пока смотрю на нее.

Дочь Алана.

Младше меня на двадцать лет.

Едва ли совершеннолетняя.

Моя студентка.

Существует бесчисленное количество причин, по которым я не должен этого делать. Особенно с ней, среди всех остальных. Есть миллион причин, по которым я не должен к ней прикасаться.

Однако я нашел этому оправдание, сказав себе, что сидеть здесь в кресле и не прикасаться к ней – вполне нормально. Трогать себя – это приемлемо; в конце концов, я же не прикоснусь к ней.

Я должен был знать, что не смогу оторвать от нее руки. Должен был знать, что она окажется слишком соблазнительной, чтобы сопротивляться ей.

Пьюрити оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Ее надутые губки слегка приоткрываются, формируя идеальную «О», пока ее глаза движутся от моего лица к моему члену. Ее рука летит к губам, пальцы прижимаются к ним, будто она пытается удержаться от комментариев.

Не хочу, чтобы она молчала. Я определенно хочу знать, что происходит в ее голове в данный момент.

Хочу знать, что она думает, когда смотрит на меня, сидящего здесь в кресле с расстегнутыми штанами и рукой, обернутой вокруг моего члена. Сперма практически сочится из кончика, член пульсирует в моей руке. Кажется, вся кровь из моего тела устремилась к члену, а не к мозгу.

Это единственное оправдание тому, что происходит в кабинете. Мой IQ резко упал из-за этой проклятой клетчатой юбки, маленькой рубашки и… черт, этих трусиков, которые она сняла, потому что я велел ей сделать это.

И того, как она дышит, пока отвечает.

– Да, сэр.

Того, как она наклоняется над моим столом вместе со своей девственной киской и хнычет.

И того факта, что она прикасается к себе, пытаясь помочь себе даже тогда, когда я сказал ей не делать этого.

Пьюрити воспитывали хорошей девочкой, но она гораздо менее хорошая девочка, чем я ожидал. Под этой внешностью скрывается плохая девчонка. Просто ей нужен кто-то, кто выпустит ее. И я не должен быть этим человеком, но я не могу думать ни о чем другом.