– - Она прекрасна, как лунный свет, -- старуха опять закашлялась, и теперь Дойл понял, что это именно кашель, а не смех.
– - Она луна возле короля-солнца. Она придет, и ты сдохнешь, выкормыш гадюки.

– - Кто она?
– - повторил Дойл, поднимаясь с табурета. Не испытывая уже ни отвращения, ни презрения, он схватил старуху за подбородок и повернул ее голову в сторону стула с железными шипами.
– - Говори, или посажу туда!

– - Она придет, -- старуха вдруг улыбнулась, обнажив пустые голые десны, ее взгляд стал слишком внимательным и осмысленным, но сразу же потух, и она рухнула вниз под тяжестью своего тела, с хрустом вывернулись руки в плечах. Дойл со странным трепетом приподнял ее голову, приоткрыл веко, тронул голую и еще теплую шею, а потом развернулся и пошел прочь -- она уже никому и ничего не скажет ни под какими пытками.

Зачинщики погрома его уже мало занимали -- он опросил их по очереди быстро и почти бездумно, едва осознавая, какие вопросы задает и какие ответы получает -- сказывались сутки без сна. Только однажды он был вынужден собраться с силами -- когда в одной из камер обнаружил Шило.

– - Я говорил тебе, -- он наотмашь ударил одноглазого ворюгу по щеке, -- не попадаться!

Шило потер щеку и сказал мрачно:

– - Высокий господин сердится. Но у меня важное дело.

– - Слать записки ты уже разучился?

Бандит помрачнел еще больше:

– - От чумы подох мой парнишка-грамотей. В два дня скопытился.

Дойл вытянул руку и оперся о стену -- ноги его держали с трудом, но показать слабость перед Шилом было нельзя.

– - Говори.

– - Я как сбежал ночью, пошел кой по каким делам. Вдруг вижу -- валяется чтой-то. Рассмотрел -- кошка. Черная, с жирной шкурой, проткнутая насквозь.

– - Что ты хочешь сказать?

– - А я смекнул, высокий господин, что по нынешним временам если б кто кошку убил, он бы ее враз и сожрал бы. Кому надобно кошку убивать, а опосля выкидывать?

– - Хорошо смекнул, -- медленно произнес Дойл, -- а к страже в лапы сунулся глупо. Кошку принесешь к ночи на старый склад, я взгляну. Деньги получишь тогда же. А пока -- чтобы духу твоего здесь не было.

Дойл вышел, ненадолго оставив решетку открытой, а обернувшись, увидел, что камера уже пуста.

В своих покоях он без сил упал на кровать, успев только пробормотать, что должен встать к обеду, и сразу же провалился в густой черный сон без сновидений -- слишком короткий, как ему показалось. Голос Джила разбудил его слишком быстро.

– - Вам пора собираться, милорд, обед уже скоро, -- очень жалобно проговорил мальчишка. Все тело ломило, как будто от горячки или лихоманки. Дойл поморщился, но усилием воли поднял себя с постели -- что бы там ни было, Эйриху стоило узнать о ночных событиях во всех подробностях и как можно раньше.

На обед Дойл все-таки опоздал -- усталость сказывалась слишком сильно, и он с большим трудом оделся и привел себя в порядок. В теле ощущалась неприятная слабость, голова болела как с похмелья. Чтобы прийти в себя, он выпил залпом два кубка холодной воды, но это не слишком помогло.

Войдя в зал, он сразу же направился к Эйриху, только коротким взглядом скользнув по сидящей на другом конце стола леди Харроу и лишь слегка ей улыбнувшись.

 -- Вот ты где, -- шепотом сказал Эйрих и добавил громко: -- мы рады вам, дорогой наш брат.

 -- Прошу простить за опоздание, ваше величество.

Дойл сел на свое место, подвинул было к себе блюдо с мясом, но так ничего и не взял, вместо этого наклонился к брату и коротко рассказал о ночном погроме, пожаре и предстоящей публичной порке всех причастных.

 -- Ты думаешь, это нужно?
– - нахмурился Эйрих.
– - Люди напуганы...

 -- И ты должен показать, что нарушение твоих приказов карается со всей строгостью -- это их успокоит больше любых милостей.

Эйрих задумчиво постучал рукояткой ножа по столу, но кивнул, соглашаясь, и снова наклонился к Дойлу, но ничего на сказал, потому что двери зала резко распахнулись, и вбежал запыхавшийся стражник в полном облачении.

 -- В чем дело!
– - резко спросил Эйрих, мгновенно прекращая все шепотки и устанавливая полную звенящую тишину.

 -- Ваше Величество, -- стражник поклонился почти до пола, -- у главных ворот гонец, говорит, срочнейшее донесение. Его не впускают, и...

 -- Никого не впустят в город, пока болезнь не закончится. Пусть уезжает, -- ответил Эйрих спокойно, но его губы заметно побелели, а пальцы сжали скатерть.

 -- Мы можем выслушать из-за ворот, -- почти беззвучно пробормотал Дойл. Эйрих услышал, его глаза блеснули:

 -- Впрочем, мы желаем знать, какую весть он привез, а потому изволим лично прибыть к воротам.