– Разумеется, не скажу, - ласково ответил премьер-министр, чуть склонившись.
– И только из моей бесконечной любви к Вам, Ирена Луиза.

– Граф! Благодарю Вас!
– схватив мужчину за руки, порывисто произнесла принцесса.
– А сейчас мне пора спешить. Я должна успеть привести себя в порядок к ужину.

– Торопитесь, милая моя: Вас с ног сбились искать...

– Хорошо, хорошо...
– поднимаясь по лестнице и слегка помахав ему рукой, ответила Ирена.
– Я быстро!

Клиффорд только покачал головой. Уже в третий раз он заставал наследницу английского престола в таком странном виде: в платье простой горожанки... Её постоянные исчезновения из дворца, вечные отговорки прислуги о мигрени, если она не спускалась к столу... Единственным, что останавливало благородного графа от необходимости раскрыть эту тайну Ричарду IV, была уверенность в том, что странное поведение принцессы никак не связано с любовными историями, поскольку - он это точно знал - его крёстная дочь слишком мала для романтических отношений.

Закрыв за собой потайную дверь гардеробной, принцесса Уэльская, герцогиня Корнуоллская и Йоркская, Элизабет Английская, домашним именем которой был французский вариант «Ирена Луиза», оказалась в своей спальне и глубоко вздохнула.

Верные камеристки Эйда Браун и Мери Бенсон вмиг оказались рядом и быстро помогли своей госпоже облачиться в платье для семейного ужина.

К обещанному времени Ирена, как и полагалось дочери монарха, спустилась к столу.

Сначала она подошла к королю и сделала глубокий реверанс. Ричард Тюдор поцеловал своё единственное дитя в лоб и произнёс:

– Вы сегодня задержались, дорогая моя. Нам пришлось перенести время ужина.

– Я увлеклась скачками, - ответила Ирена и посмотрела в глаза отцу.
– Не заметила, как пролетело время.

Король был высок и статен. В его взгляде, казалось, отражается небо. Небо и безграничная нежность. Ему было 45 лет, но бесконечные заботы заметно коснулись его лица, покрыв их маленькими морщинками, и волос, запутав среди белёсых от природы прядей серебряные нити седины. В его лице можно было угадать сходство с Иреной, но весьма незначительное, разве что в бровях и подбородке. За добрый нрав и популярные среди большинства населения законы монарха в стране прозвали Ричардом Благостным.

Семейную идиллию нарушили слова Анжелины:

– Позвольте заметить, миледи, что сегодня Буран не выходил из стойла.

Язвительный взгляд красавицы направился в лицо дочери короля. Но наследница, привыкшая к подобным выпадам со стороны первой леди, только усмехнулась и, проходя на своё место за столом, добавила:

– Хм... И кто Вам такую глупость сказал, кузина?

Анжелина закусила губу. Все её старания раскрыть тайные похождения принцессы оставались безуспешными.

После ужина Ирена поднялась в свою комнату и прилегла на софу в приёмной - той самой комнате, где был балкон, через который накануне вечером она проникла в свои покои никем не замеченная. Мысли принцессы были заняты исключительно лагерем лесного братства, где ей сегодня удалось побывать: «Всё-таки удивительные они ребята! И такие настоящие, такие надёжные... Не чета нашей гвардии, прямо скажем».

В дверь постучал мальчик-паж и передал Мери записку на бумаге с вензелем короля. Камеристка с книксеном протянула её своей госпоже. «Милая моя, прошу Вас завтра не исчезать из дворца хотя бы после обеда. У меня есть для Вас приятный сюрприз», - гласили ровные строки.

– Передай пажу, я выполню просьбу Его Величества, - обратилась к Мери наследница, прочитав записку.
– Поеду гулять утром!

Ирена сложила листок пополам и медленно убрала на столик... Выходит, на завтра дальние поездки отменяются...

Камеристка осторожно вышла в коридор и передала мальчику на словах ответ принцессы. Паж удалился, а девушка вернулась в покои наследницы. Высокая и стройная, как серна, Мери Бенсон отличалась кротким пугливым нравом. Многим придворным вельможам было странно, как она попала во дворец, да ещё и прислуживала самой принцессе Уэльской. Но мало кто знал, что златовласая девушка была дочерью любимой служанки покойной королевы Марии-Луизы Алансонской[16], поэтому она росла во дворце и стала служить Элиссе[17] Английской без долгих раздумий со стороны её родителей.

При дворе молчаливую красавицу прозвали Синеглазкой за огромные, как два моря, тёмно-синие глаза, смотревшие на мир испуганно и удивлённо...

Едва Ирена покинула приветливую полянку в Эшерском лесу, вернулись провожатые «чёрных» с неприятным известием. Капитан пятого звена Мейсон Кеш, которого чаще называли Объяснялкин, рапортовал Красному Джону о случившемся:

– Увы, разбойникам удалось освободиться. Как нам всем известно, одному из приспешников Кеннеди, Джиму Токкинсу удалось бежать ещё вчера ночью из замка. Он нашёл где-то шайку, которая была у «чёрных» в долгу, и потребовал освобождения своего атамана. Разбойников было тридцать. А оружия они набрали ещё и на пленников. Мы оказались в явном меньшинстве, особенно если учесть, что напали они возле утёса у эстуария - там дорога узкая, куча скал и им очень удобно было обстреливать нас. Мы едва спаслись от пуль, по счастливой случайности никто не ранен. Правда, убито два коня. Потом мы вступили в бой, но случилось так, как случилось: Кеннеди и его банда сбежали. Так что ждите - скоро мы о них услышим.

Закончив свою речь, Мейсон тряхнул золотыми кудрями и сел на бревно.

Джон Райт хмуро смотрел на кончики своих сапог, оперев подбородок на ладонь правой руки, стоящей на колене. Повисло тяжёлое молчание. Через несколько секунд Рональд Рок удручённо сказал:

– Тысячу раз говорил я тебе, Джон, чтобы не жалел ты этого Кеннеди! Ну не можешь сам его хлопнуть, так дай другим это сделать...

– Ронни, это не обсуждается, - только и ответил Райт, встал и направился в шалаш для генерации идей.