– Не знаю. Говорю, еще рано делать выводы. Можно конечно сразу по приходу в сознание попробовать изыскать хорошего нейрохирурга, да только...
– И все понимают эту загадочную тишину. Навряд-ли какой-то "хороший" нейрохирург попрется в глушь спасать шахтера. Нет, конечно, если ему предложить денег... интересно сколько нужно? Хотя какая разница, их один черт нет!
– Да потом на реабилитацию...
– Очередная загадочная тишина.

Загадочным оказался этот хирург, но добрым, сам уставший, но все же сходил за водой маме, за одним принес успокоительного, добродушно похлопал по плечу и скрылся в своей вотчине явно спеша сдать смену и отправится отдыхать. А мы с мамой остались ждать, когда папа отойдет от наркоза, а еще ждать результатов осмотра, молиться. Нам ничего более и не осталось.

Периодически разминая затекшие ноги я спускалась на первый этаж, от звониться Витальке, соседке Раисе Павловне, старушке, что позвонила мне в общежитие. Всем, кому наше горе было не безразлично, а еще купить воды. Собственно ей я чуть и не захлебнулась, когда услышала:

– Анюта?

Обернулась, сомневаясь меня ли спрашивают, немного пугаясь знакомых, темно карих глаз.

– Андрей? Что тут делаешь?
– Недоуменно спрашиваю нахмуриваясь. Он не отвечает, смотрит пристально в глаза, словно решая что-то для себя, а потом усмехается, так жутко, непривычно, что неосознанно я делаю несколько шагов назад, наступая какой-то женщине на ногу, отчего тут же смущаюсь собственной неловкости и разбухшим языком прошу прощения.

– Отец еще не очнулся?
– Не замечая моей неловкости и проявляя странную осведомленность, спрашивает он.

– Что ты тут делаешь?

– Ловлю момент.
– Отвечает он приближаясь.
– У меня предложение.

– Какое?

– Твоего отца после пробуждения доставят в хорошую больницу к лучшим хирургам. Я узнавал, шансы не плохие, да и снимки Федор Николаевич добродушно передал им на совещание...

Не пойму, почему меня так отталкивает неуютный, маниакальный взгляд Андрея.

– Если...?

– Умная девочка...
– Он криво улыбается. Расчетливо, жестко, как человек, видящий свою цель и готовый прямо сейчас забираться на головы и идти по ним.
– Если ты станешь моей.
– Добавляет он, а кривая улыбочка так и не сходит с красивого лица.

– Я не шлюха!
– Зло выплевываю, пытаясь сдержать порыв со всей силы проехаться по его лицу. Пижон. А казался милым... хотя какой милый, тот его взгляд...

– Шлюх у меня и без тебя много. Я женюсь на тебе.
– Говорит этот сумасшедший, сверкая блестящими глазами.

– Ч...то?
– Не удается мне справиться с шоком.

– Что слышала. Мы прямо сейчас, пока твой отец не пришел в себя, идем и расписываемся, я вызываю бригаду, что забирает твоих родителей в клинику, а потом ты перевозишь свои вещи ко мне.
– Его не смущает мой ошарашенный вид, довольно скалясь, он спрашивает.
– Как тебе план?

– У меня есть любимый парень.
– Злобно тыкаю я в его грудь тонким пальцем.

– Уже нет.
– Пожимает плечами и передает мне небольшой листок, на котором растянутыми закорючками выделены буквы очень знакомым подчерком. Злой подчерк, два слова отрывистых, хлестких.

"Мы расстаемся"

– Что?
– В очередной раз, недоумевая, спрашиваю.

– Ему нужна была моя машина, мне нужна ты.
– Просто отвечает сумасшедший.
– Не расстраивайся, очередной продажный подонок. Таких много.

– Он не такой!
– Шиплю я и трясущимися руками, обвинительно тыкаю его телефоном, зажатым в руках.
– Я только что с ним говорила!

– Кишка тонка признаться?
– Смеется он.
– Боже он жалок. Набирай.
– Смело добавляет, выхватывая телефон из рук, потому как я и без его советов уже набрала Виталика. - Не разочаровывай меня окончательно и поступи как мужик!
– Рычит он в трубку и передает ее мне с милой, змеиной улыбкой.

– Виталя, что несет этот псих?
– Мои руки трясутся, а губы начинают дрожать, когда в ответ я слышу смущенную тишину, а потом неожиданно злой голос.

– Пошла ты нахрен! Достал меня и твой долбанный институт, и ты со своим нытьем!
– Гудки.

– Боже...
– Выдыхаю я, пытаясь не фокусироваться на этом сумасшедшем, не задумываясь над тем, что все, что сказал этот ненормальный, правда, что парень, которого я боготворила четыре года такой... какой?
– Это мало что меняет.

– Ладно. Все равно ты станешь моей. Я подожду, когда у тебя не будет иного выбора.
– Лаконично добавляет и немного отступает.

Это лаконичность и пугает меня. Твердая, уверенная, странная, особенно в его исполнении и на кие-то доли секунд я задумываюсь, зачем ему это все? Я понимала желание затащить в постель, понимала желание присвоить, что-то чужое, но не понимала больного, лихорадочного взгляда прикипевшего ко мне.

Я не была красавицей. Никогда. И даже правильно подобранная одежда, каблуки и макияж не выделял меня из толпы посредственностей. Я не была серой мышью, что часто можно встретить на страницах пошловатых романчиков, не была скромницей, как и лидером. Я была среднестатистической девочкой восемнадцати лет, не верующей в любовь с первого взгляда, не верящей в сказки, где к бедняжке на помощь приходил принц. Я вообще была по жизни прагматиком и старалась смотреть на вещи - такие, какие они есть на самом деле.