Крис, убрав, наконец, правую руку с руля, перестал надрывать горло. Отвалившись на спинку кресла, он срывающимся голосом произнёс:

— Ошибка, я всё.

— Не тупи, — строго заявила Кира. — Скажи, что надо делать. У тебя же здесь есть волшебные лекарства, только объясни, где их брать.

— Не поможет, — протянул тот. — Ничего не поможет. У меня выносливость прокачана не сильно, долго не продержусь, а золота больше нет, на тебя потратил. Редкое это золото, не в каждой затылке найти получается, — раненый начал нести какой-то бред, но затем спросил вполне разумно: — Кристина, что там у нас по двигателю?

— Основной двигатель выведен из строя кинетическим воздействием, задействован электродвигатель, заряд блока аккумуляторов: девяносто четыре процента, из них семьдесят пять процентов — резерв для ремонтных работ.

— Отменяю лимит на резерв, увози нас отсюда, насколько хватит заряда.

— Посредник Шестьдесят Два, уровень вашего допуска не позволяет изменять текущий лимит.

— Допуска?! Блин, Кристи, да я же твой водитель! Отмена лимита на резерв!

— Посредник Шестьдесят Два, уровень вашего допуска не позволяет изменять текущий лимит.

— Да чтоб ты сгорела, жестянка тупая! — в сердцах выдал Крис и простонал.

Кира, с трудом вырулив в боковую аллею, спросила:

— А тот гель кровь останавливает? Может, хотя бы его попробовать? Ты же истекаешь, я не понимаю, почему ты до сих пор не умер, здесь всё в твоей крови, всё ею пропиталось.

— Ну Кира, ну что ты, как маленькая… Говорю же, я не человек. Не нормальный человек. Я иммунный. Игрок, а игроки… Ладно… забудь. Кира, дальше ты одна. Рви, отсюда к окраине, насколько хватит заряда, а потом бегом. Бегом к окраине и дальше. Если получится, угони машину. Или, хотя бы, велосипед. Драпай на полной скорости, не останавливайся.

— Помолчи. Тебе нельзя говорить в таком состоянии.

— Нет малышка, ты не права, мне сейчас всё можно. Достань пистолет. В нагрудной кобуре. Дай мне.

— Тебе не нужно оружие. Тебе, вообще, шевелиться не нужно.

— Это не для меня. Достань уже, не спорь, прошу тебя.

— Хорошо.

Продолжая одной рукой сражаться с рулём, Кира изогнулась, запустила вторую за отворот пальто водителя, нащупала рукоять пистолета, потянула, вытащила, вложила в подставленную ладонь Криса. А тот, бессмысленно таращась в никуда, негромким, монотонным голосом, произнёс:

— Мой идентификатор девяносто девять, триста двадцать шесть, четыреста семьдесят девять, ноль три, шестьдесят два два, я снимаю привязку личного оружия, — выждав паузу, обратился к Кире: — Девочка, забери пистолет. Если сумеешь прицелиться, из него можно попасть в спичечный коробок за семьдесят пять метров, а лёгкие бронежилеты он прошивает навылет за сотню. Если работать в упор, есть шанс пробить пальто Посредников. Но лучше не рискуй, целься им в голову или по ногам. Если выберешься за кластер, тоже не рискуй. Никогда и нигде не рискуй. Каждый шаг обдумывай. Если умрёшь, опять окажешься здесь, а это всё, это конец. Ты же Ошибка, ты никогда не… Постой! — выдохнул умирающий. — Что ты там говорила? Да, Система должна и тебе давать шанс… Кира… по-моему, я что-то… Я что-то начинаю понимать…

— Да я уже всё поняла, — сказала девушка. — Не напрягайся, тебе нельзя.

— Нет, ты ничего не поняла.

— Да поняла я, поняла. Здесь всё решается смертью, сам же говорил, что тут ещё понимать.

— Чёрт… да ты и правда умная… Жаль, что всё вот так получи… — Крис застонал на полуслове, затем захрипел, тело его изогнулось, забилось в конвульсиях, отказываясь умирать.

Кира решила, что это всё, агония, но тот, внезапно перестав двигаться, очень спокойно попросил:

— Расскажи мне про попугая.

— Что?!

— Я больше ничего не вижу. Что-то со зрением случилось. У тебя хороший голос… приятный. Я хочу его послушать. Расскажи, пожалуйста…

— Да что тебе рассказать?!

— Твой пароль. Тогда, на площади. «„Попугай в трусах“». Зачем попугаю трусы? Хочется знать. Расскажи.

— Всё не так. Ты неправильно меня понял.

— Вот и расскажи. Пожалуйста. Я хочу понять.

С трудом удерживая машину на курсе, управляя ею с пассажирского сиденья, Кира, не в силах отказать в просьбе умирающего, сначала сбивчиво, а затем всё более и более уверенно начала рассказывать:

— Мне тогда ещё десяти не исполнилось. Я шла со школы, и вдруг слышу, сверху знакомое чириканье раздаётся. У нашей соседки попугайчик жил. Маленький, но голосистый, когда окно нараспашку, его на всю улицу слышно. Только в тот раз он пел не из дома, а с макушки самой высокой акации. Не знаю, как, но он выбрался из клетки, вылетел на улицу, уселся на ветку, ну и засвистел от радости. Малой и тупой, не понимал, что недолго ему чирикать, коты в нашем посёлке, это что-то с чем-то, они с ним быстро разберутся. Ну и я, конечно, полезла его спасать. Скинула рюкзачок и полезла в школьной одежде. Вначале, ничего, нормально лезла, а вот в конце ветки совсем тонкие стали, да ещё и ветер верхушку раскачивал. Еле добралась через все эти колючки, ухватила певца и только тогда поняла, что влипла по полной. Это я сейчас хорошо просчитываю, а тогда бывала очень рассеянной, многое не продумывала до конца. Рюкзачок внизу остался, значит, попугая в него не положить. Спускаться с одной рукой, держа его в другой? Нет уж, так убиться можно, я залезла с двумя еле-еле, а спускаться тяжелее, чем подниматься. Тогда куда? Ни одного нормального кармана нет. Посадить на плечо? Но по глазам понятно, что он сильно недоволен, сбежит сразу, как только отпущу. И я его положила… засунула… Ну ты понял, куда мне его пришлось засунуть. Спускаюсь я, значит, нормально, а там меня уже поджидает классный руководитель. Редкий зануда, ох и любил морали мне читать по любому поводу. В общем, начал он опять вычитывать: такая-сякая, отличница, спортсменка, всем в пример её ставят, и вдруг такое устроила. Лазит по деревьям, как хулиганка-двоечница, одежда перепачкана, руки исцарапаны, на голове гнездо воронье. А если бы упала? Это же, вообще, всё. Это конец. Это инвалидность и питание через трубочку слёзами несчастных родителей. И вот я стою перед ним, глазки опустив и жду, когда же он, наконец, отцепится. Попугай елозит туда-сюда, выбраться пытается, но нифига у него не получается. А попугай непростой. Ну, то есть, соседка не совсем простая. У неё только лишь официальных мужей при мне четверо сменились, а про тех, кто так… ну… пожить, иногда, заходили, я, вообще, молчу, их никто не считал. И все они были шахтёрами. Такая вот у неё любовь к ним, да и работала в магазине при шахте, хорошее место, чтобы с ними знакомиться. Выбирала только настоящих шахтёров, которые с подведёнными глазами от угольной пыли, грубые, усталые, в магазин, если не за водкой после работы заходили, так за пивом, а разговаривали такими словами, что бичи поселковые краснели. Попугайчик на этих мужей насмотрелся. И наслушался от них много чего, но, в основном, одного и того же. Многое из выслушанного он запомнил. Только не спрашивай, почему именно в этот момент такое случилось, я в попугаях не разбираюсь. В общем, сидя в трусах, он, почему-то, решил поболтать. И вот, стою я, значит, краснею, слушаю нотации от зануды, и тут, сам понимаешь откуда, нечеловеческим голосом начинают материться. Громко, визгливо, с шахтёрскими словечками. Так стыдно мне никогда в жизни не было… это просто нечто…