– Ты думаешь, у меня получится? – спросил он неуверенно. И тут не было сомнений, борьбу надо было вести с неуверенностью и страхом, которые, как говорят, были в голове.

– Я не думаю, я знаю. А ты мне скажи: если ты не сможешь, то кто сможет?

– Ааа, – замялся Мурад, – не знаю даже.

– Вот и я не знаю. Ты себя видел в зеркало? С твоими внешними данными тебе вообще не должны приходить в голову такие вопросы. А если и придут, никто из окружающих не должен даже догадываться о твоих сомнениях, ты должен быть уверен в себе всегда.

– Мне кажется, что ты готовишь меня к войне, как в фильмах, – усмехнулся он, – но ты, наверное, права. Меня действительно мучает совесть. Я виноват перед родителями и хочу исправиться.

– Если это так, то ты можешь исправиться. Если ты восстановишься в университете, то им необязательно знать обо всей грязи, – по-другому я это не назову, ты должен понимать, что с моим мировоззрением и жизненной позицией я отношусь к этому именно так, – которая была в твоей жизни. Мужчина должен оберегать спокойствие своих родителей, жены и детей. И еще, никогда и никому больше не рассказывай про свои грехи, это еще больший грех.

– А ты мудрая. Говорить о своих грехах, правда – грех?

– Я не мудрая, брось это. Просто пытаюсь войти в положение твоих родителей. Да, правда. Потому что когда ты его совершаешь, Господь сохраняет твой грех в секрете, чтобы ты не опозорился перед людьми. Так человеку дается возможность раскаяться и исправиться. А когда ты признаешься в них, ты выносишь свои отношения с Господом на публику, тем самым отказываясь от Его покровительства и как будто бы хвалясь тем, что совершил.

– Хорошо, я займусь этим.

– И еще кое-что. Ты должен сорок дней заниматься спортом, гулять, есть, вовремя ложиться спать, рано вставать и решить вопрос с учебой. Другими словами, ты должен начать здоровый образ жизни.

– Так, я буду стараться, хотя это будет непросто, – в голосе Мурада звучала озадаченность.

– Я знаю, это действительно будет сложно. Но если продержишься первые три недели, это войдет в привычку. И главное, никакого алкоголя, девушек и другой дури. Если будешь чувствовать, что готов сорваться, звони или пиши, я отвечу.

– Работа, конечно, предстоит…

– А ты думал? Подниматься всегда сложнее, чем скатываться. Но через сорок дней самодисциплины ты будешь сильнее, чем сейчас, помни об этом. И в конце этого срока поговорим о дальнейшем.

– Айш, – с какой-то другой интонацией в голосе обратился он к девушке.

– Да, Мурад, – ответила она.

– У меня никогда не было подруг из наших девушек. Извини меня за эти подробности, хорошо? Когда я про все это рассказал… в общем, на следующее утро я подумал, что не стоило этого делать… ты еще ребенок. Но сейчас я снова рад, что поделился с тобой. Эти несколько дней я провел в спокойствии и с надеждой, что все начало налаживаться.

– Главное, чтобы те жертвы с моей стороны, о которых ты говоришь, не оказались напрасными. А это в твоих руках.

– Хорошо. Ладно, тогда не буду тебя задерживать. Спокойной ночи?

– Да, спокойной ночи.

Со следующего дня они каждый вечер переписывались или созванивались, чтобы рассказать, как прошел день, чем занимались и каких успехов достигли. Чтобы поддержать своего друга, в спортивный зал записалась и Айша. Ей пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти женский фитнес центр, но она его нашла. И вот, тренировочными были объявлены каждый вторник, четверг и суббота.

В университете Мураду были назначены промежуточные минимумы, которые он должен был сдать. И свободное от тренировок, сна и приема пищи время он готовился. Так прошли последующие сорок дней. Мурад вернулся к учебе, ну а Айша от своей никуда и не уходила. Ему оставался год. Весь этот год она была ему поддержкой. Из его рассказов она делала выводы, почему он был неуверенным в себе и таким замкнутым. Его родители – представители элиты – были поглощены жизнью, которую подразумевал их статус в обществе. Это были бесконечные поездки, путешествия, в которые они не брали с собой единственного ребенка. Этот ребенок в детстве оставался с бабушкой, а в более взрослом возрасте и вовсе один дома. Уже с семи лет Мурад был предоставлен самому себе. В таких условиях формировался характер, который Айше довелось познавать. Она была уверена, что со стороны родителей было эгоизмом не заводить больше детей. Хотя она и признавала, что могла ошибаться, поскольку не знала ситуацию родителей Мурада. Но, в таком случае, что им мешало уделить единственному ребенку должное внимание? Айша знала только такие семьи, в которых мальчики были долгожданными. И откровения Мурада были для нее некоторой дикостью. Целую неделю она задавалась вопросом, как можно было оставить семилетнего ребенка одного в большом доме и уехать на неделю отдыхать. Первую ночь, как говорил Мурад, он провел в животном страхе и никому про это потом не рассказывал, считая, что он уже мужчина, а мужчине даже в таком возрасте непростительно это чувство. На второй день во двор заглянула соседка, которая сначала не поверила, что мальчик дома совсем один. А ближе к ночи она зашла узнать, вернулись ли его родители , и, убедившись, что он говорил правду, забрала Мурада к себе. Так, всю неделю он и провел у соседей. Когда родители, наконец, вернулись, между двумя соседками произошла серьезная ссора. Мурад винил в этой ссоре себя и очень долго стеснялся матери и избегал ее, считая ,что если бы он не предал ее соседскому суду, ничего подобного не произошло бы… Все эти истории не носили характера жалобы на судьбу или родителей, Мурад делал это не нарочно, рассказывая тот или иной случай из детства. Как обычно, больше информации для себя Айша находила в интонации, настроении и паузах, чем в тех немногих словах, которые он использовал в рассказе. Так, медленно и неловко, он впускал ее в свой мир, мир глубоких переживаний. В свою очередь Айша рассказывала про свое детство, которое вызывало у него целый шквал эмоций, на которые он только был способен. В самом начале, после его откровений про детство, Айше было неудобно делиться своими воспоминаниями. Мурад долго допытывался, почему она ничего не рассказывает. Дабы избежать неправильных выводов с его стороны, Айша однажды призналась, что ее детство – полная противоположность детства Мурада, и она просто боится ранить его чувства, рассказывая, какое это было счастливое время, и как она купалась во внимании и любви. На свое признание она получила абсолютно искреннее заверение, что ничего подобного не случится. Айша впитывала в себя все эмоциональные всплески Мурада, буквально пропуская их через себя. Возможно потому, что он был человеком замкнутым и спокойным, а если это было не так, – что априори невозможно, – то в любом случае очень хорошо играл роль интроверта.

Однажды, после очередного рассказа про то, как они с двоюродными братьями и сестрами шалили в детстве, Айша услышала в трубке молчание. А потом голосом, совсем не подходящим под настроение обсуждаемой темы, очень серьезно Мурад спросил: «Айш, сколько детей ты хотела бы?» К такому повороту событий Айша не была готова, даже если речь шла и не об их совместных детях. Возможно поэтому, а возможно потому, что и вправду не знала ответа на этот вопрос, Айша ответила: «Я как-то не задумывалась об этом. Сколько Бог даст. А ты?» «С одной стороны я хотел бы много детей. Но, с другой – стану ли я хорошим отцом для каждого из них? Смогу ли уделить должное внимание и заботу? Не вырастет ли кто-то с чувством обделенности и обиды? И тогда мне кажется разумным обзавестись двумя, – мальчиком и девочкой, – но дать им все! А теперь, слушая твои воспоминания о детстве, я задаюсь вопросом, а может быть это возможно? Завести большую семью и быть при этом достаточно хорошим отцом? Как думаешь?» И вот эта маленькая тирада характеризовала его полностью, со всеми страхами, которые были родом из детства. Айша все время пыталась анализировать его по поступкам и высказываниям. Мурад мог вызывать негодование, осуждение, сожаление, грустное восхищение, но он не оставлял равнодушным. С горячностью и искренностью она поспешила заверить его: «Мурад, у тебя будет большая семья, и ты будешь прекрасным отцом! И не думай, что я это говорю, чтобы поддержать тебя. Нет! Твои родители невольно вложили это в тебя в детстве. Подобно прививке против болезни, понимаешь, о чем я? Тебе вводят определенное количество вируса, с которым организм сможет бороться, чтобы выработать антитела на оставшуюся жизнь. И ты не болеешь больше этой болезнью. То же самое с твоим детством, – твои дети никогда не расскажут никому ни одной истории, подобной твоим, потому что ты будешь совершенно другим родителем».