– Спасибо вам за всё, – Ирина была благодарна незнакомым людям за тёплый приём. – Пойду! Я ведь и вправду очень хочу спать.

Она встала из-за стола и отправилась в одну из комнат на первом этаже, туда, где несколько лет тому назад жила Алина. А теперь осталась только память о ней. Фотографии, вещи, сувениры… Тут было многое из того, что могло бы создать иллюзию жизни. Но чувствовалось, что человека уже давно нет на белом свете, совсем юной девушки.

Татану включила в комнате свет. С тоской посмотрела на большой цветной портрет симпатичной светлоликой Алины, висящий на стене; на книги, аккуратно расставленные по полкам… Не так уж и давно на этом раскладном диване спала другая девушка. Ирина вздохнула. Выбирать не приходилось. Во всяком случае, сегодня. Возможно, так будет ещё несколько дней.

В посёлке Заметный, который, если с юмором сказать, считался официально, как бы, столицей прииска «Вербинского», Ирину, конечно же, Залихватоваы особо не ждали. Она, как говориться, упала на них, как снег на голову. Но, явно, они были довольны тем, что появилась здесь, в поселке, красивая девушка Ирина. Пусть она совсем не дочь им, но всё же… Они считали, что обязаны ей помочь. По многим причинам. Хотя бы, ради памяти своей дочери Алины.

А взяла к себе, не без стараний Залихватовых, в свой ветхий домишко бабка Корнилиха, точнее, Ефросинья Ивановна Корнилова, знатная сполостчица. Может быть, в словарях и слова такой лексической единицы и не значится, но сама профессия и поныне существует. Да и всегда так будет, покуда добывается рассыпное самородное золото в России.

Вечером они сидели вдвоём в горнице, вместе коротали время. Ефросинья Ивановна вязала, на заказ или от нечего делать, свитерок для пяти-шестилетнего ребёнка, а Ира Татану, держала в руках книжку и слушала всё то, о чём ей говорила старая женщина.

– Я, Ира, всю свою жизнь Вербинскому прииску отдала,– Ефросинья Ивановна с большой охотой рассказывала о себе.– Я тут сполостчицей всю жизнь проработала.

– Я ещё в Бодайбо слышала о такой профессии. Это что-то, связанное с добычей золота?

– Самым прямым образом. Сполостчик – это человек, который и занимается съёмом золота с резиновых ковриков. Я вот всегда при сопровождении двух вооружённых охранников не только выгребала со специальных резиновых ковриков металл, добытый за смену. Но и мне доверялось вести его под охраной в бронированную комнату в управлении, где для этого имелся специальный сейф. Правда, чаще всего такие чугунные ящики стояли в приисковой камералке.

– Что такое камералка, Ефросинья Ивановна?

– Это такое вот помещение, большая комната, в которой хранятся и образцы самой различной породы. Вот ты и прикинь, что я, Корнилова Ефросинья Ивановна, была на прииске человеком, которому все и всё доверяли.

– Ведь сложно, как говорят люди, стоять у воды и ног не замочить.

– Ничего сложного. Надо просто везде и всюду оставаться честным и ответственным человеком. И вся сложность. За долгие годы этой вот, не совсем простой, работы через мои руки прошли, пожалуй, не килограммы, а тонны золота. Не сложно даже и подсчитать. Можно перемножить норму суточной добычи золота, к примеру, на трёх гидравликах и трёх драгах, вместе, на количество проработанных мной смен.

– И вы считали?

Наивный, чисто детский вопрос. Но зачем ей было считать, сколько за всю жизнь драгоценного металла ей пришлось снять со специальных резиновых ковриков и отправить под охранной в специальный бронированный сейф? Ефросинья Ивановна и так знала, что много золота она держала вот этими, своими руками. Если всё сложить воедино, то, на самом деле получится десятки тонн. Не стоит всё до граммов прикидывать, мелочиться не следует. Ведь она только сполостчиком проработала на прииске двадцать восемь лет.

А теперь вот она со дня на день ждала своей смерти, и не от ого этого не скрывала. Порой даже утомляла первых встречных разговорами о том, что вот-вот её, сердешную, господь приберёт. Что ж тут скажешь? Таковы не только старики, а почти все люди. У кого, что болит, тот об этом и говорит. Она приближение своей скорой смерти чувствовала. Поэтому сейчас не преминула Ирине сообщить, что её халупа ей, девчонке, и достанется.

– Что вы такое говорите, Ефросинья Ивановна? – Татану откровенно запротестовала.– Вы ещё долго проживёте. Я же вижу.

– Что ты там видишь голубушка, одному Богу ведомо. А я вот говорю то, что знаю. Как быстро жизнь-то прошла.

Старушка вспомнила, как совсем не так и давно, кажется, она такой же молодой, как Ирина, была. И тоже я здесь красавицей считалась. Может, не такой, как ты, но на меня мужики засматривались. Но вот от них, мужиков, все неприятности и получаются. Правда, мой старик Максим – нормальным был. Пять лет тому назад умер. Всю жизнь в местном леспромхозе проработал вальщиком леса. Такие вот дела.