Что обычно удерживало людей от причинения вреда другим? Это нравственность. Или попросту говоря, эмоции. И он провел так много времени, говоря ей, что причина не в этом. Не для него.

— Я благодарна в любом случае.

— Хорошо. — Эшвин коснулся ее в последний раз, прежде чем снова опустить руку. — Я должен позволить тебе закончить. Нас обоих ждут на поминках.

— Верно.

Коре все еще нужно было в полной мере оценить ущерб ранения и начать процедуру регенерации, пройти через кропотливый процесс восстановления поврежденных тканей…

И сейчас у нее в голове все смешалось не только от откровений, но и от возможностей. Если Эшвин собирается остаться здесь, если он собирается придерживаться намеченного…

Нет. Она постаралась отключиться от мыслей, заставляя себя сосредоточиться на работе своих рук. Кора не могла позволить себе отвлекаться на вопросы о зыбком будущем, а не о реальном прошлом, о том, что было между ними.

На карту поставлено гораздо больше, чем его здоровье.

Речь шла о ее сердце.

«««§» ««

Эшвин привык к дискомфорту технологии регенерации.

Он даже не мог вспомнить, когда в первый раз испытал это. В хронологии самых ранних воспоминаниях было довольно трудно разобраться, но ему было не больше шести или семи лет. Неудачное падение или драка с другим подготовишкой привели к этой первой поездке, во время которой он смог увидеть врачей в белых халатах.

Вынужденный рост новых клеток причинял боль. Гражданским лицам всегда предлагали какое-нибудь обезболивающее, но на Базе хотели, чтобы их солдаты Махаи развивали терпимость к боли с ранних лет. На протяжении многих лет Эшвина так часто отправляли обратно в госпиталь, что врач однажды пошутил, мол, у него не осталось из собственных натуральных клеток ни в одной из частей тела.

Технология была новой. И незабываемый взгляд Эшвина вылечил врача-балагура от попыток шутить с солдатами Махаи.

Koрa всегда отличалась от них. Его пустой, невозмутимый взгляд никогда не мешал ей рассказывать анекдоты, как и протоколы Базы никогда раньше не останавливали от попыток делать все возможное, чтобы смягчить его боль.

Здесь, в Секторе 1, девушка была свободна от холодных правил и ограничений Базы. Под защитой Гидеона, и с его поддержкой, ее умение процветало.

Нежная боль оказалась единственным сувениром, который принесла пуля, попавшая в плечо. Эшвин прикоснулся к месту ранения, когда одевался, не понимая, почему новая кожа настолько чувствительна. Может быть, предчувствие? Возможно, предвкушение. Он мог представить, как Кора прикасается к нему в этом месте, как ее брови озабоченно хмурятся. Кончики пальцев прослеживают границы вновь исцеленной кожи, как они делали это десятки раз. Никакого безразличия и отстраненности. Всегда нежность и забота.

И теперь он знал, как звучит ее голос, когда она кончает.

При всем своем незнании социальных обычаев, Эшвин прекрасно понимал, что это неподходящая мысль. Кроме того, было недопустимо, когда его взгляд как магнитом притягивало к противоположной стороне семейного Храма Риос, где между Мариселой и главной жрицей стояла Koрa. Ее голубые глаза были устремлены на Гидеона, пока он восхвалял Джейдена, и слезы стояли в этих глазах, смачивая ресницы.

Было неуместно представлять ее в экстазе, но это было предпочтительнее, чем душераздирающий спазм в груди, когда он видел ее боль. Не было никакого врага, с которым бы можно было сражаться в этом случае. Невозможно было предпринять никаких действий. Ни одна пуля не заставит держаться от нее подальше.

Ее горе было бесплотным врагом, против которого Эшвин был бессилен.

Девушка на доли секунды подняла взгляд на него, потом склонила голову, и скопившиеся слезы хлынули по ее щекам.

Эшвин отвернулся. Он отвлекал себя пересчетом мышц, которые заставляли его пальцы сгибаться. Поверхностный сгибатель пальцев. Глубокий сгибатель пальцев. Длинный сгибатель большого пальца…

Приглушенный шум женских голосов привлек его внимание. Эшвин перевел свой взгляд — вовремя, чтобы увидеть, как подпоясанные веревками послушницы направляются в сторону Гидеона. Рядом с ним была нарисована фигура Джейдена, украсившая потемневшую оштукатуренную стену. Одна за другой девушки целовали кончики пальцев и прижимали их к рисунку. Потом последовали сестры Гидеона, и следом за ними Koрa. Пальцы девушки дрожали, когда она осторожно коснулась стены.

Главная жрица Дэл шла последней. Она положила свою ладонь на центр рисунка, закрыла глаза, широко расставив пальцы, в то время, как ее губы двигались в беззвучном благословении. Когда она закончила, то повернулась, чтобы коснуться рукой Гидеона.

— Завтра?

— Завтра, — согласился он, потом повысил свой голос: — Спасибо всем за чествование нашего павшего брата. Сегодня вы поможете нам праздновать свою жизнь. Но сейчас…

— У нас есть незаконченные дела, — уверенно закончила Дэл, махнув рукой на своих подопечных. Каждая из девушек сделала короткий реверанс Гидеону, прежде чем двинуться к двери. Туда же отправились все, кто не был Всадниками по статусу, даже сестры Гидеона. Эшвин повернулся, чтобы последовать за Корой, но хватка на плече остановила его.

— Останься, — ласковая доброжелательность в голосе Гидеона ничуть не смягчила отданный приказ.

Koрa заколебалась, и даже Марисела уставилась на Гидеона с широко открытыми глазами. Через мгновение ободряющая улыбка принцессы вытеснила шок, и девушка потянула сестру к выходу.

Голубые глаза Коры оставались прикованными к Эшвину, пока дверь за девушками не закрылась.

По всей комнате жесткие и серьезные Всадники начали расслабляться. Они понемногу начали отходить друг от друга, и тихие разговоры, наконец, заполнили глубокое и глухое молчание.