Но все пошло не так, как он ожидал. Он не был в состоянии найти Кору, даже когда отправился на ее поиски. И Круз сдержал свое слово. Столкнувшись с безрассудным гневом Эшвина, напарник выстрелил ему в ногу. Малхотра хотел причинить ему боль.

«Страх боли, Эшвин. Это может сломать человека. Если ты попытаешься забрать ее откуда-нибудь прямо сейчас, ты только испугаешь ее. Ты причинишь ей боль. Ты не сможешь держать ее в безопасности, пока не возьмешь себя в руки»…

Это была самая тяжелая истина, которую кто-либо когда-нибудь говорил ему. Мало кто осмелился бы. Но Эшвин чувствовал дуло пистолета Круза приставленное к затылку, отведав свою собственную смерть на вкус, и знал, что Круз был прав.

Он не смог бы таким понравиться Koре.

Сломанный. Дикий. Одержимый ее ароматом, ее взглядом, мыслями о ней. Такими он видел Сектора в своей войне, а затем он вернулся на Базу, чтобы подчиниться рекалибровке.

Они выдрали Кору из него. Потребовались месяцы целенаправленных пыток, чтобы вернуть ему спокойствие, обоснованное логикой. Холодное оцепенение. Мир безмолвия.

Она уничтожала недели пыток каждый раз, когда прикасалась к нему.

— Малхотра.

Эшвин обернулся и увидел Дикона, стоящего в шаге от него и протягивающего кисть ручкой вперед. Хотя в отстраненной части его мозга не возникало проблем с распознаванием эмоциональных манипуляций, организованных Гидеоном, честная оценка показала… приступ боли. Удивление и что-то еще, острое и мятное, как травяной чай, который он приобрел в подарок для одного из своих домашних кураторов, чтобы подорвать лояльность.

Махаи сильно отличались от остальных. Другие боевики на Базе готовы были меняться одолжениями и следовать Кодексу, но социальные моменты — совсем другое дело. Никто не мог расслабиться рядом с Махаи. Немногие были готовы открыто избегать их, но тысячи крошечных комментариев и жестов несли это сообщение достаточно явно, чтобы услышал даже Эшвин.

Он никогда не был желанным. Он не был принят обществом. Он едва ли был человеком.

Эшвин отстраненно наблюдал, как его пальцы обвились вокруг деревянной ручки кисти. Кто-то создавал ее с любовью, полировал, пока она не стала совершенно гладкой. Он сжал кисть между пальцами и сражался с соблазнительной ложью, которую она воплощала.

Дикон отошел в сторону, освобождая путь к столу с чашами краски, и Эшвин признал шаткость своего положения.

Гидеон Риос сражался за душу Эшвина в разных плоскостях. Кора, с обещанием любви и страсти. Всадники, с возможностью принадлежности к Братству. Без сомнения, Гидеон завершит соблазн, предлагая отпущение ужасных грехов, совершенных Эшвином.

Но он был Махаи, за гранью человеческих эмоций. Ни одно из предложений Гидеона не должно соблазнить его. Это было не просто долгом — сдержаться перед лицом такого искушения, это было его природой.

Эшвин окунул кисть в краску, а затем наблюдал, как оранжевый проступает на темном кирпиче. Цвет настолько яркий и живой, что бросал вызов мрачной печали, которой был окутан мемориал для погибших. Каждая последующая картина в зале кипела жизнью, яркой и радостной, перед лицом потерь и смерти.

Ничто не следовало правилам в Секторе 1.

Может быть, и он не станет тоже.

Глава 12

Вечеринка в казарме Всадников была не похожа на танцы у костра. Она была меньше, более интимной и скрыта за толстыми глинобитными стенами. Были еще музыка и танцы, спиртное и смех, но атмосфера, чувствовавшаяся в воздухе, с точки зрения Koры. отличалась

Не отчаяньем, не совсем так, но сосредоточенностью. Напряжением.

Это был всего лишь один из многочисленных праздников, но он отличался от других, беззаботных, осторожностью. Не потому, что Всадники избегали горя. Наоборот, они, казалось, впитывали это ощущение, смешивая его в хаотичном вихре эмоций, которые приходят с живыми.

Это был Сектор 1 — здесь полновесно проживали каждую секунду, принимая то, что каждый момент мог стать последним. Здесь и оплакивали, и почитали в равной мере.

— Вот! — Перед Корой появилась бутылка сидра.

Нита Рейес дождалась, пока Koрa возьмет ее, прежде чем плюхнуться на диван рядом с ней, подтянув ноги под красочную лоскутную юбку.

— Один из моих кузенов варит напитки. Мои родители прислали четыре ящика в качестве памятного подарка.

— Спасибо.

Нита была соблазнительной и самоуверенной, предпочитая одежде из Храма лоскутки из кожи и ткани. Ее волосы были того же цвета, что и у брата, но на этом сходство заканчивалось. В то время как Рейес был взбалмошным и непредсказуемым, Нита была более серьезной, почти замкнутой.