– Ничего ты не понимаешь, Катька.
– пробормотала Валентина, глядя на дверь, за которой только что скрылся любимый.

– Понимаю. Это ты не понимаешь. Если его мамаша что-то узнает, ей это мало понравится, помяни мое слово. Если не хочешь вылететь с работы, забудь Богдана.

– Я тут ради него.

– А я вот нет. Мне тут в комнате для слуг уютнее, чем в метро.

Валя обернулась к ней, и хотела было что-то сказать, как та продолжила:

– И потом, Валюша, каким ты видишь ваше будущее?

– Я заработаю деньги на учебу, чтобы быть достойной его, чтобы потом найти достойную работу с достойной зарплатой, чтобы содержать семью.

– Ну... Тогда старайся, чтобы Гадетская никогда не узнала о твоих чувствах к ее сыну. Мой тебе совет! Что-то мне подсказывает, что это ей не понравится.

Валя только кивнула, и обе девушки только хотели приняться за работу, как вдруг раздалась громкая музыка...

Глава 29

Серенада

Планетарный Сириус, который прозвали Зеркальной Землей, всегда славился своей чопорной, гордой аристократией. После смерти А-Норда кронпринцем был провозглашен его двоюродный брат Гейз. Этот молодой мужчина был старше покойного наследника, к тому же уже давно женатый и имеющих двоих детей. Он не скрывал своего разочарования, когда кузен расстался с леди Адрией и закрутил роман с Ирлиндой, пусть хоть и инопланетянкой, пусть хоть и великой, но белой женщиной. После того, как Акрукс Норд ушел навсегда, вместе с ним ушло и то временное потепление отношений между черной аристократией и белыми простолюдинами.

Сэры и леди Планетарного Сириуса недолюбливали Землю за то, что их инопланетные аристократы-побратимы не обладали темной кожей. У них светлая кожа означала низкое происхождение. Частенько таких обзывали моржами, потому что с давних времен "раса простолюдинов" обитала на севере и занималась разведением этих животных. Никого совершенно не интересовало, что среди уроженцев края вечной мерзлоты могут быть свои местные вожди, дворяне, князья... И конечно же, в представлении "истинной аристократии" белые целыми днями сидели на айсбергах и жрали омуля. Конечно же, это было не так. Среди них можно выделить и великих ученых, представителей науки, искусства... Но считалось, что среди черных их больше. Ходило представление, что среди тех вообще нет простолюдинов, что все они принадлежат благородному, знатному сословию. Полюбив Ирлинду, А-Норд чуть было не разрушил все эти стереотипы, начав интересоваться жизнью белой расы и всех простолюдинов на своей планете. Он даже стал приглашать светлокожих "графов местного пошиба" на светские мероприятия... Его окружение отнеслось к этому поначалу плохо, но постепенно-постепенно начало менять свое отношение. К сожалению, после смерти кронпринца все пришло на круги своя. Следующим человеком, который стал бороться с расовой нетерпимостью, стал молодой певец Шибрис-Си, что родился со светлой кожей в семье "простолюдинов" уже в наши дни.

Песни певца с далекой-далекой планеты на Земле никто не знал, но одна из них, провокационная, некрасивая и не привычная, все-таки каким-то удивительным образом прозвучала на одной деревенской дискотеке. Римма сразу решила, что она ей понравилась.

– Тебя люблю я, обожаю

Я без тебя подохну - знаю

Свиньей последнюю в канаве

Я в грязи, жиже и червях...

Такую песню инопланетного исполнителя вопила на весь сад Римма, вернее, просто включила его запись и подпевала ему. Звук был визжащим, пронзительным и таким противным, что хотелось зажать уши... Это товарки горе-исполнительницы подключили усилители к обычным мобильникам.

Богдан выбежал на балкон своей комнаты, чтобы узнать, что случилось. В саду под его окнами стояла дочка Авдотьи и орала в микрофон какую-то несуразицу. К тому же она то опаздывала пропеть какое-то слово, то наоборот спешила, и пела раньше, чем надо. Девушка не попадала в ноты, пыхтела, стонала и даже шмыгала носом. Зрелище то было просто отвратительным. "Что она делает?
– удивился Богдан.
– Зачем ей это надо?".

– Богдан! Я люблю тебя!
– заорала Римма, словно бы прочитав его мысли.

О! Так это серенада! Однако ж, она не обрадовала юношу, ему наоборот все показалось каким-то издевательством, злой шуткой, жестокой дразнилкой. Он, молча, скрылся за балконными дверях и плотно закрыл их.

Богдан сел на кровать, круглую, красивую, на которую с высокого потолка опускался длинный полог. Покои юного Гадетского, как и весь дом, были убраны в стиле арт-деко. Изящная, светлая мебель, подиум для кровати, светло-сиреневая с перламутровым блеском обивка стен... И все очень и очень дорого. Юноша, печально обведя взглядом свою спальню, неожиданно подумал, что Римме просто нужны деньги его родителей, вот и все, а ни он сам. Пела бы она разве столь отвратительно, чуть ли не плюясь?

Внезапно в дверь постучали, и хозяина покоев позвали по имени. Богдан, нехотя встал, глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, и разрешил войти. Пришла дворецкая, попросив его спуститься вниз. Юноша хотел спросить, там ли дочка подруги его матери, но решил, что это некрасиво - показывать негативные мысли. На свой страх и риск прекрасный сын Ксении Ивановны спустился и там, в холле у камина, в окружении почти всей его семьи стояла Римма!

– Богдан!
– воскликнула она и сорвалась к нему с букетом настоящих белых роз.