"Знаю о нем. Может быть, ты вернешься?"

– Но...

"А если я тебя, ведьма ты придурочная, сейчас на рога насажу вдоль продольной оси тела и вдобавок медленно, а? Если твой индейский колдун отправил тебя в жертву нам - ты об этом подумала?!"

Тут девчонка неожиданно улыбнулась, а зверь подивился ее облегчению и даже вроде бы радости.

– Ты все-таки привратник, ты пугаешь и угрожаешь мне! Да, ты изменил форму!!!

Зверь исчез, а вместе с ним и единственное тут яркое пятно. Гладь - а пред нею и чуть над нею нависает старик, невероятно похожий на преподавателя анатомии по прозвищу Дракула! Только не в привычном, белом и без колпака - он одет в обесцвеченно-черное одеяние, вроде бы средневековое, седой, простоволосый, костлявый и длинный.

– Нет, не привратник. Я - палач!
– печально, с отвращением сказал старик.

– Как?
– странница поверила.

– Да. Смотри. Это для таких - как вы говорите, туристов - как Данте или ты, Ад - это путь вверх или вниз. Иди - вверх или вниз.

– Но одна? Это же нельзя!

– Правильно!
– Палач погрозил пальцем и улыбнулся.
– В Преисподней нет ни времени, ни направлений. Это только постепенный распад. Так вот, для Данте с Вергилием Ад - это путь подъема. А для всех для нас, и для тебя тоже, для не осененных благодатью - это множество слоев, уложенных друг на друга, как страницы книги, и свою страницу ты не покинешь, не сможешь. Будешь блуждать по своей и только своей странице, а краев у нее нет! Если помнишь, у точки нет длины, и множество точек не сможет стать прямой - никогда! У прямой нет толщины - и множество прямых не построит плоскость! Точно так же стопка плоскостей не сделает объема. Мы остаемся каждый на своей странице...

"Вот, начались адские мучения, - отметил голос без интонаций прямо в голове странницы, и она жалобно подумала: - Да, математика, и теперь так будет всегда"

Она как-то медленно отшатнулась, а старик оскалился и прошипел:

– Вы хоть представляете себе, какую боль причиняете всем нам - и жертвам, и палачам?
– Злость его молниеносно ушла, потом скомкалось и отвращение, и осталась только печаль.
– Вы приходите, уходите, напоминаете о жизни, времени и направлении. И, пока вы гуляете тут и играете в свои игры, мы-то остаемся здесь! Нас вы не помните, один лишь Данте... Да о чем с тобой говорить?! Ты играешь, а мы в плену.

– Простите. Я не знала.

– Ты слишком молода и эгоистична. Я полжизни учил студентов, знаю вас...

"Так ты поэтому палач?"

– Но самое гадкое, - очень серьезно продолжил палач-преподаватель, и встревожились они оба.
– Пока вы этак странствуете, Ад поддерживает свое существование. Пока ты идешь, он обновляется и чуть-чуть оживает.

– Вы хотите, чтобы он исчез?

– Погоди-ка!
– вскинул брови старик, - Я тебя откуда-то знаю? Мы виделись?

– Нет!

– Я тебя знаю. Прости, но ты похожа на хилого мальчишку, а не на девушку. Вроде "Давида" Донателло, но похуже, конечно. И я тебя запомнил.

– Но я не помню! Вы ошиблись, наверное. Послушайте, а откуда Вы знаете о Чеширском Коте? Вид у Вас средневековый и речь...

Старик опечалился еще сильней, но ненадолго:

– Знаешь, это своего рода пытка. Приходят умершие, и мы читаем в их сознании. Тут нет времени, и нам известно то, что у вас называется будущим, но хаотично, фрагментарно. А книги, - старик снова зашипел сквозь зубы.
– Книги еще при жизни дают нам понять, в каким плену мы живем и умираем! А сейчас, - хмыкнул он.
– Я поступлю с тобой почти так же, как некоторые с Данте (но тот не разговаривал с палачами!). Я все-таки знаю тебя, ты была старше и научилась задавать точные вопросы. Я разговаривал с тобой еще при жизни - значит, ты выбралась...

– А если это была наша прошлая жизнь?
– глаза этой дурехи, серовато-голубые, как и у старика, так и вспыхнули светлым азартом.

– Какая еще прошлая жизнь?! Не бывает такого! Не мешай.

– Все-таки отпустите меня, профессор!

– Ты так и не поняла? У меня нет власти ни отпустить тебя, ни оставить - только задержать, и все.

– Вы хотите уничтожить Ад?

– Когда уйдешь отсюда, - попросил профессор, не услышав вопроса.
– Передай как-нибудь весть обо мне.

– Кому?

– Неважно. Слушай. Торопись. Меня звали Бенедиктом, я был доктором философии...

Старик некоторое время назад отступил с пути и стоял теперь, повесив непокрытую голову, на своего рода обочине, которой никогда не было. Девушка слушала. В пыли мотнулся ветер, и на миг потянуло свежим. Миги, секунды и минуты есть в Преисподней, но все, что длительнее, исчезает. Ад разрушается постоянно, но не может рассыпаться раз и навсегда. Дунул ветер света и принес издалека плотный световой шар. Бенедикт знал - так сюда приходят умершие. Они, испуганные, надеются, что свет и те, кого они видят в нем, защитит их. Умершие идут на свет и попадают туда, куда им суждено. Сам Бенедикт попал сюда иным путем, без малейшей надежды и в совершенно ясном сознании... Неожиданно изящно старик сделал шаг назад; шар потускнел и вытянулся воронкою, а девушка обернулась на свет. Свет потянул ее к себе. Тогда она, пытаясь обернуться, спросила еще;

– Вы хотите, чтобы Ад развалился?

– Я здесь в залог того...

Свет потускнел, девушка потеряла вещность, ее словно бы промывало светом до прозрачности. Старик исчез; улепетывало чудовище с ярко-полосатой задницей носорога, оно параллельно "земле" несло тяжелый, длинный и неподвижный хвост в форме морковки. Потом исчез и остаток облика странницы, а свет погас.

***

Наш родной мир ветшает и отступает в прошлое, когда ты действуешь в нем. Но деяния твои, особенно суетливые и бессмысленные, укрепляют, освежают Ад. Потому-то Бенедикт проигнорировал все вопросы путешественницы о существе Преисподней - чем больше ненавидишь ее, чем больше жаждешь, чтобы она рассыпалась прахом, тем крепче ее существование - в этом и состоит одна из функций адских слуг. Как в муравейнике есть "рабочие" и "стражи", так во Аде существуют более озлобленные, отчаявшиеся палачи и суетливые строители и чиновники. В зависимости от состояния служители могут чередовать эти функции.