Таньке надо рассказывать так, чтобы она поняла - что ей до проблем таланта и любви? А дети очень не любят, когда свои же сверстники таращатся на них взрослым взглядом; девочка этого пока не понимала...

– Да ладно. Фантастика, что ли?

– Нет.

Таньке не понравилось, что эта почти-отличница опять хвастается, будто что-то такое знает:

– Нам этого "Человека" не задавали. Можно, я эту книжку возьму?

Ну, Танька эту книжку первая нашла...

– Ты больно быстро читаешь, я не успеваю. Дай, я прочту хоть...

Ощущение слежки ушло.

...

Танька дулась. Девочка предложила ей:

– Ну... А можно, я ее возьму и до завтра прочитаю? Я быстро.

А Танька отвечает ворчливо:

– Тебе-то мама все равно двойку не поставит. И будто бы у вас нет книг по школьной программе.

Есть-то есть, но девочку привлекли картинки, серо-коричнево-зеленоватые, уродливые и мрачные, как ночной кошмар. Но то, что сказала Танька, справедливо. Книжку она будет мусолить недели две...

– Ладно. Только мне скажи, когда будешь сдавать.

– Ладно.

Ничего она не скажет, просто забудет. Танька живет далеко, в деревянном доме, и до школы они больше не увидятся, и книжка уйдет.

...

Сейчас девочка сидела за столом, с тоской поедала сухую пшенную кашу из термоса (она бы предпочла сварить картошку, но мама и бабушка боятся подпускать ее к газовой плите) и читала библиотечную "Тысячу и Одну ночь". Читать за столом нельзя, от этого бывает гастрит, но сейчас ей этого никто запретить не может, правда? Папа тоже так делает... Книга открылась на истории некоего Шахзадэ и его коня из черного дерева. Интереснее всего были винты на плечах коня - куда повернешь, туда он и летит - и загвоздка в конструкции, из-за которой заставить его опуститься было очень сложно. Взрослый подумал бы, что это история о силе любви и везении юности, а девочка опять заскучала. Самое интересное - это летучий деревянный конь, а всякие принцы и принцессы в сказках всегда ведут себя одинаково. Ей стало то ли стыдно, то ли немного страшно, она не поняла, почему.

На самом деле ей было стыдно за хорошую деталь в глупой истории. Она, ребенок, не думала, что сама делает что-то подобное. Дело в том, что в ее ящике письменного стола лежала заветная Зеленая Тетрадь, исписанная с обоих концов. С одной стороны там были начала всяких фантастических рассказов. Там паслись плоские и прозрачные зеленые коровы, они перепархивали с пастбища на пастбище на огромных зеленых крыльях и грелись на солнышке, подставив свету несущие плоскости. Эти стада питались днем с помощью фотосинтеза, а ночью жевали жвачку. Мяса от них было мало, зато они доились и молоком, и глюкозой. Мясо росло в больших парниках. Вот и весь сюжет. Или была мостовая на пьезокристаллах, и волнолом, преобразующий энергию волн в электричество. Это, думала девочка, интересно само по себе, и при чем тут сюжет? Но Казанцев и Беляев наворачивали такое! так что сюжет надо было срочно придумать - и не получалось. Или позаимствовать у какого-нибудь настоящего писателя - но все равно получалось скучно. И что с этим делать? Так и хранились фрагменты чего-то, не похожего на нормальные фантастические рассказы.

С другого конца Зеленая Тетрадь представляла собою журнал наблюдений за обитателями "больничного леса" и некоего "пруда". Тут получалось куда интереснее, и надо было взглянуть на эти владения и сегодня. Вот оно и дело.

***

Она собралась - надела старую мамину юбку в клеточку с большим карманом и ту футболку с изображением голубого Олимпийского Мишки, которую давным-давно прислал папа, но ошибся размером (вместе с футболкой пришло письмо, что он работает с водолазами в Институте Моря - алименты и вправду были тогда побольше обычного). Теперь она до нее доросла. В карман юбки свободно влезла бы Зеленая Тетрадь, но девочка опустила туда только старый мамин блокнотик, химический карандаш и нож, который прислал отец - с ручкой из оленьего рога, двумя лезвиями и шильцем. Почему так? А вот так. Девочка совершенно точно знала, что дети (обращаться друг к другу во дворе было принято по именам и прозвищам, называть кого-то за глаза по фамилии, обращаться к целой компании "ребята" или просто "ребя", но девочка всегда для себя называла их "дети", а взрослых - "люди"), про которых люди думают так хорошо, в библиотеке одни, а во дворе - совершенно другие. Словно бы они принимают там свою истинную природу, природу маленьких троллей. Это особенно заметно у девочек - а мальчики почти все время одинаковы. Эти самые "девочки" (по дворовому названию - "девки") делились на две компании. Двор принадлежал медицинским работникам и строителям, это двухэтажные кирпичные дома с водопроводом и канализацией. Двор оброс хлевами, банями и огородами. Так вот, одна компания - это дочки начальников (главврача, завучей...), а вторая - дети строителей, чаще всего одиноких баб. Обе компании воюют и одинаково относятся к девочке - то подпускают к себе, то начинают травить - это надоело, но девочка не знала, почему так происходит и как это исправить. Ей хотелось бы, чтобы девочки не делали пакостей исподтишка. Вот почему нельзя было брать с собой Зеленую Тетрадь. Девочки-начальницы могли бы напасть на нее прямо, а строительницы - натравить пацанов. В любом случае Тетрадь отнимут, будут читать и издеваться, а потом порвут.

Этим летом девочке казалось, что она проспала несколько лет, а теперь пробуждается. Иногда в голове неожиданно открывалась словно бы еще пара глаз и видела все за нее. То, что видят эти глаза, было непросто понять, они только видели, но не объясняли. Она уже привыкла считать себя хуже других детей и в то же время лучше их. Жизнь детей скучна и сумбурна и иногда опасна, но она не понимает того главного, что превращает детей в компанию "ребят". Пока девочке не было понятно, почему издеваются именно над ней. Тут надо было знать о положении в обществе взрослых, их родителей. Поскольку мама девочки работала в единственной тут средней школе, а бабушка вышла на пенсию в звании отличника здравоохранения и до сих пор позволяла себе покрикивать на главврача, своего бывшего ассистента, то девочке из такой семьи на роду было написано играть с маленькими начальницами. При этом у нее не было отца, а у начальниц отцы были. Значит, ей надо было играть со строительницами, но те с нею скучали и желали позабавиться, издеваясь. Как и Танька, девочки из обеих компаний смутно чувствовали, что она - не совсем правильный ребенок и понимали это для себя так: девочка "больно высоко заносится". А ей надоело заискивать перед дурочками.

Одна компания другой стоила. Прошлым летом дочки начальников заживо разорвали ящерицу. Им было просто интересно, отбросит ли она хвост. Гнездо ящериц нашла девочка и по глупости показала одной "подружке". Когда ящерица ходила по рукам, девочка не успела врезать, кому следовало - сначала оцепенела, потом испугалась. В этой компании было в ходу прямое насилие - бросить в канаву, вывалять в череде и все такое. С дочками строительниц было сложнее. Они договаривались с парнями. Одному из них девочка надела на голову помойное ведро (жалко, уже пустое), и парни притихли. А девки занялись мелкими кражами, расцарапывали тетрадные обложки и вымогали то, что присылал отец. Позавчера они придумали новое издевательство - подходят сзади и орут: "Безотцовщина!", "У тебя нет отца!". Мама это услышала в окно и бессильно расплакалась. А дочка поплакала, проразмышляла целый вечер и на следующий день ответила так: "А у вас еще хуже, чем нет! У всех по два, по три папы, и каждый вас лупит ремнем. Сами после родительских собраний вечно жалуетесь. И пошли вы все...!"

Если мама узнает, куда именно дочка их послала, будет ужас что. Ей все равно, что это была месть за мамины слезы. Сегодня девки придумают что-то еще - тогда ножик надо оставить дома, а то отберут или украдут.

Девочка обула старые бабушкины вельветовые кеды (ступни у нее росли очень быстро и в длину и в ширину - мама говорила: "Ласты! В кого такие, даже у отца нога маленькая"; это хорошо, что ни в кого, а то был бы еще повод ругать, что и здесь дочка в отца - из маминой обуви она выросла прошлым летом и теперь принялась за бабушкину), с сожалением оглядываясь на удочку и купальник. Если уйти на реку одной, вот тогда попадет по-настоящему, так что обойдутся коты без пескарей.