– Лотар, ты ни разу не назвал ее по имени. Как ее зовут?

– Что? Лене, ее зовут Лене.

– Позволь мне обойти ее!
– почти зашептал Бенедикт.
– Ты драться не будешь?

– Нет. Проходите. Но зачем?

– Потом скажу, сначала посмотрю, - Бенедикт и сам не знал, для чего он это делает. Людвиг обошел некое препятствие, он сам обогнул очаг, хватая голову Элиа...

Старик мягко отстранил юношу, обошел кресло, взглянул девушке в лицо. Свет здесь напоминал уже не перламутр, а невесомую воду, просвеченную Солнцем, переливы на дне ручья. Свет этот был так силен, что ни Лене не отбрасывала тени на Лотара, ни Бенедикт не затенял ее лица.

– Лене!
– позвал он.

Девушка не закрывала глаз - смотрела в поток и чуть улыбалась. Свет делал прозрачными ее черты, и она казалась хрустальной. Голубые глаза, но правый зрачок немного убежал в сторону, как если бы этим глазом Лене плохо видела. Ямочки на щеках, чистая кожа, улыбка и взгляд - глубокий, втянутый в светлую бездну.

– Лотар!
– окликнул Бенедикт.
– Ты видел ее лицо?

– Нет, свет мешает. Ей плохо?
– насторожился Лотар и потянулся через каменную спинку и волосы Лене. Бенедикт снова мягко остановил его:

– Нет, совсем нет... Мне кажется, она переживает блаженство. Ты уверен, что надо возвращать ее обратно?

– Вы думаете, она здесь... счастлива?

– Проверим. Иди сюда.

Лотар обошел кресло с другой стороны и встал рядом. Бенедикт привык, что люди становятся с каждым веком все выше и выше (очень рослый в свое время ректор в глазах его бывших подростков-чиновников выглядел вполне обыкновенно, мальчик мог бы перерасти его), но Лотар дотягивался только до его виска, когда очень старался казаться взрослым.

– Слушай, Лотар! Сейчас ты будешь звать ее и отступать. А я буду следить за ее лицом.

– Зачем?
– насторожился мальчик.

– Попробую понять, что она чувствует.

– Ладно.

– Тогда зови и иди!

– Лене, Лене!

Лотар потрогал ее за плечо (видимо, раньше он себе этого не позволял, а сейчас словно сам боялся обжечься и ее повредить), а потом осторожно отступил на шаг.

– Не переставай звать, не переставай уходить!

Бенедикт отвлекся от юноши и всмотрелся в лицо Лене. Сначала изменился взгляд, теперь правый глаз не казался слепым.

– Лене, Лене!

Глаза девушки задвигались подобно маятнику - так смотрят сны, но не помнят об этом.

– Лене!

Улыбка ее стала тревожной; свет ослаб и померк, он больше не играл ее волосами.

– Все, Лотар, стой!

– Что мне делать?

– Пока ничего, - буркнул Бенедикт. Юнец, кажется, где-то там переминался с ноги на ногу.

– Лотар, она тревожится, когда ты далеко.

– Я возвращаюсь!
– крикнул он, но остался на месте.

Бенедикт не посмел отвернуться от лица Лене - вдруг она испугается или исчезнет?

– Лотар, она счастлива, когда ты рядом. Тогда ей спокойно.

– Я должен остаться здесь?

Бенедикту показалось, что мальчик ждет приказа:

– Ты - мужчина. Тебе решать.

И Лотар прошептал:

– Мне и при жизни-то было не по себе. То ли она со мной, то ли нет. А тут я как прилип...

Лицо Лене стало неподвижным.

– Мне страшно! А Вы не можете мне помочь!

Мальчик требовательный и беспомощный - наверное, младший или поздний сынок...

– Я уже помогаю, сынок. Не знаю, правда, кому и зачем.

Лене вроде бы успокоилась и казалась спящей.

– А вот оставайтесь здесь и пасите ее!

– Нет.

Бенедикт присел на корточки и впервые за свое время в Аду скривился - колени у него побаливали и при жизни, особенно на лекциях. Лене спала, а Лотар, наверное, чувствовал, что его все бросили.

– Я умер из-за нее!

– И чего ты сам хочешь?!

Бенедикт разозлился достаточно - так, что Лотар выпалил:

– Я отправлю ее домой и останусь здесь! Это мое место.

– Хорошо. Ты решил, - Бенедикт встал, слишком медленно и потому непривычно.
– Я тоже хочу уйти. Давай так: ты берешь Лене на руки и держишь. Я иду на ту сторону. Если все в порядке, скажу тебе, и ты мне ее передашь.

Лотар вроде бы смирился; Бенедикт понял, что опять принял решение за кого-то, но было уже поздно!

– Где выход?

Лотар побаивался; он указал на каменные воротца левее. Бенедикт побрел туда, загребая песок, и увидел - кто-то поставил торчком два обломка колонн (немного разной высоты) и небрежно перекрыл каменной плиткой. Воротца оказались примерно в рост ребенка. Лотар, понял Бенедикт, сделал их сам: руки поэта привычны к перу, а не к камню.

Если сквозь каменное кресло Лене лился поток света, то здесь та же сама субстанция образовала нечто вроде тумана. Бенедикт пригнулся, сильно согнул колени и, ворча, пролез в воротца. Распрямился и увидел, что пространство не изменилось. Подошел к воротцам, разглядел Лотара и Лене, позвал их обоих. Юноша поднял девушку на руки, ступил ко входу и простонал: