Шрифт:
– Не верится, что слышу такое от тебя, – ответила она жестко. – Ты тоже работаешь сутки напролет.
– Я делаю перерывы. Я сплю со своей женой. Я вижу ее каждый день…
– Не своди все к Вишесу. Не смей сводить все к личным проблемам…
– Джейн, это – личная проблема. И профессиональная тоже.
– Плевать, я делаю здесь важную, необходимую работу. Я отдаю всю себя пациентам, и тебе это известно…
– Ты отдаешь чересчур много. В этом проблема. – Он вскинул руку, когда она попыталась возразить ему. – Нет, ты выслушаешь меня. А когда я закончу, можешь послать меня на все четыре стороны, если захочешь. Но сейчас ты заткнешься и выслушаешь меня.
– Не могу в это поверить, – пробормотала она.
– А ты поверь. И ты на самом деле думаешь, что ты – первый терапевт, с кем я начинаю подобный разговор? Да ладно? Я был главой отделения в Святом Франциске до перехода сюда. Я собаку съел на этом с кучей народу, вроде нас с тобой. Тебе нужно время, иначе ты оступишься и потом не простишь себя.
Джейн хотела запустить руку в волосы и обнаружила, что они были все еще мокрые после душа. Наверное, даже с пеной. Да пофиг.
– Слушай, у нас не хватает людей, и тебе это известно. Есть ты, я и Элена. Братство и солдаты могут в любое время прибыть с ранениями…
– И для этого создали телефон. Джейн, я говорю тебе как друг и коллега, тебе нужно посмотреть со стороны. И тогда, может, у вас с Вишесом наконец–то…
– Так, ну–ка подожди. – Обозленная, она подалась вперед. – Это по его просьбе ты затеял все это? Чушь собачья. Мэнни, не смей занимать его сторону из мужской солидарности…
– Сторону? Я не занимаю ничью сторону…
– Он рассказал, что изменил мне? А? Упомянул об этом?
Мэнни отшатнулся.
– Господи, Джейн…
– Похоже, он умолчал.
– Мы с Вишесом не обсуждали это…
– Плевать, вы, мужики, всегда поддерживаете друг друга. Но после всего, что мы пережили, от тебя я ожидала большего.
Мэнни перевел взгляд на зелено–голубую гладь воды. Когда он вновь посмотрел на нее, его лицо было холодным, а глаза ничего не выражали.
– Знаешь, хватит с нас разговоров.
– Отлично. А сейчас, господин хороший, я могу вернуться к работе?
– Нет, не можешь.
– Прошу прощения?! – Джейн приподняла бровь. – Ты здесь не главный. Ты пришел сюда после меня.
– Здесь главный Роф. И если ты не возьмешь выходной на сутки, я пойду к нему и выскажу, что, по моему профессиональному мнению, в настоящий момент ты не можешь выполнять функции терапевта. Выбирать тебе, и решай сейчас. Ты либо сама уйдешь, либо я сниму тебя.
– Я не сделала ничего плохого!
– Может, по твоему мнению, но меня не устраивает, как резво ты продвигаешься с Эссейлом. Ты прыгаешь по его палате, хватаешься за шприцы, пускаешь их в ход без проверки…
– Я сама их заправляла! Я знаю, что было там!
– Мы не просто так проверяем все дважды. Что, если Элена или я поменяли эпи на что–то другое?
– Но ведь это не так!
– Откуда ты знаешь? – Мэнни подался вперед. – Мы с тобой руководим этой клиникой вместе и должны присматривать друг за другом. Здесь нет Комитета по контролю качества лечения, нет Совета попечителей больницы, перед которым мы отчитываемся, смешанной комиссии, которая бы приехала и убедилась, что мы придерживаемся стандартов мировой практики. Ты да я, и нам нужно контролировать друг друга.
– У Элены нет проблем со мной.
– Кто, по–твоему, первым поднял этот вопрос?
Джейн покачала головой, уставившись на плитку, скользя взглядом по бледно–голубому и черному узору. Потом она просто пошла на выход.
– Отлично, – бросила она через плечо. – Хочешь сам заправлять здесь, гений, так подавись.
Глава 17
После того, как Стритер уехал из художественной галереи, Витория закрылась внутри и направилась в офис Эдуардо, располагавшийся на первом этаже. Не нужно было спрашивать, какой именно. На его двери была золотая лепнина.
Она потянулась к панели, чтобы ввести код, который подошел ко всем дверям, гадая, сработает ли он сейчас. Эдуардо был на своей волне… но не было оснований для тревог. В конце концов, галерея принадлежала Рикардо, и ему полагалось иметь доступ во все помещения под этой крышей.
И, в конечном итоге, младший брат всегда поступал так, как ему говорили.
Открыв дверь, она зашла в черную комнату, и сразу же зажглись огни на медных светильниках.
– Ох, Эдуардо.
Минимализмом здесь и не пахло. Нет, интерьер по стандартам «Версаче», пестрые анималистические принты и золотые акценты, стол, за которым мог сидеть французский король в восемнадцатом веке. К слову о беспорядке, причиной которому была не пропажа владельца. Эдуардо был повернут на деньгах и цифрах, а не чистоте: повсюду лежали бумаги. Счетная машинка с лентой, спускавшейся до самого пола. Три телефона, один на другом. Ручки тут и там. Кофейная кружка с черной каймой в дюйме от дна.