– Жаль, я не могу сделать большего, – сказала целитель. – Просто не думай, что вас торопят, хорошо? Вы с Эвэйлом и Солой не должны спешить. Мы обеспечим ему максимальный комфорт.

Эрик посмотрел на дверь.

– Я не позволю этой муке продолжаться вечно.

Марисоль… Марисоль!

Эссейл кричал имя женщины в своих мыслях, паря над своим телом, словно его сознание отделилось от физической формы, как воздушный змей покачиваясь на экзистенциальном ветру, привязанный к плоти невидимой нитью… которую Марисоль держала в своей руке.

Ее присутствие вернуло его сюда, в эту больничную палату, в которой он наблюдал за своим телом уже… как долго? Ее появление здесь, неожиданное, приносящее радость, это чудо, которое как зов сирены вернуло его из туманного небытия, в котором он пребывал.

Марисоль! – сказал он снова.

Он был прямо над ней, парил подобно мысли, которую необходимо было выразить. Почему она его не слышит?

Когда он попытался снова, она присела на край высокого матраса и стерла слезу с глаза.

Не теряй в меня веру, говорил он ей. Ради тебя, я вернусь… не позволяй им убить меня.

Когда она расплакалась, он почувствовал запах ее слез и переместился таким образом, чтобы видеть ее. Жаль, у него нет рук, чтобы обнять ее, груди – чтобы прижать к себе, тела – чтобы защитить ее и почитать.

Нет, он был всего лишь духом.

– О, Боже, Эссейл… – Шмыгнув носом, Марисоль взяла одну из его привязанных рук. – Жаль, что я не знала. Я приехала бы раньше. Поэтому ты звонил мне? Почему ты не поговорил со мной, когда я отвечала? Почему не рассказал мне?

Протянув руку, он коснулся ее щеки…

Марисоль вскинула голову и посмотрела прямо на его эфемерное Я. Но потом, покачав головой, словно встряхнувшись, она сфокусировалась на той его части, что лежала на больничной койке.

– Я тот час бы приехала.

Как ему вернуться? – гадал Эссейл. Его тело представляло собой запертый дом, и как бы он не хотел попасть внутрь, он не мог пробиться сквозь дверь.

– Я так сильно скучаю по тебе. – Марисоль подалась вперед и вытащила салфетку из коробки и прижала к щекам. – Я была в Майами, смотрела на ночной залив… и так хотела, чтобы ты был рядом. Я не думала, что ты появишься в моей жизни. Не ожидала встретить… тебя.

Марисоль, простонал он.

– Я должна была сказать тебе раньше, я должна бы сказать хоть что–то… но я так боялась. Я никогда… – Она прокашлялась. – Я никогда не думала, что могу чувствовать нечто подобное… я думала, что не рождена для этого.

Она водила пальчиком по его руке, и ее прикосновение резонансом било по его душе, он пытался прочувствовать каждый нюанс, использовать ощущения как отправную точку.

– Люди вроде нас с тобой, нам не светит долго–и–счастливо с забором, собаками и детьми. – Она сделала глубокий вдох. – Такое будущее не для нас. Но если бы все зависело только от меня, я могла бы остаться после убийства Бенлуи. Я могла бы… но бабушка всегда для меня на первом месте. Я не могу рисковать собой, потому что без меня она пропадет… я должна позаботиться о ней.

Я понимаю, сказал он ей. Но мы с радостью примем ее. Я бы никогда не попросил тебя выбирать, я бы позаботился о вас обеих.

– Ты ушел прежде, чем я успела попрощаться с тобой. В ту ночи, когда мы с бабушкой уехали, я искала тебя в доме, но ты… ты ушел.

Неправда. Он прятался в тенях за домом, наблюдая в одиночестве за их отъездом. Он не доверял себе и боялся скатиться до мольбы, поэтому несмотря на агонию, он уважал ее желание пойти своей дорогой.

Но наблюдая, как она уходит, в нем умерла какая–то его часть.

Она продолжила разговаривать с ним, рассказывая о ее кондо в Майми, ее бабушке, католической церкви, которую они посещали, а он пытался вернуться в свое тело… привести плоть в движение… снова обрести доступ. Толкаясь, толкаясь внутрь, он искал вход в оболочку, которая раньше вмещала его душу.

Он никогда не понимал, что все живые делятся на две части.

А у мертвых была лишь одна.

Сейчас он понял.

Но чем сильнее он старался, тем больше злился, и это, казалось, работало против него. С вспыхнувшей яростью он все меньше ощущал прикосновение Марисоль, ее запах, терял ее голос.

– …молилась за нас. – Марисоль грустно улыбнулась. – Представляешь? Моя бабушка, она молилась Господу о том, чтобы мы снова воссоединились, а потом ко мне приехали твои кузены.

Приготовившись, Эссейл собрался с силами, расположился лицом к лицу со своим телом, закрытые глаза и бритая голова и бледность служила ужасающим напоминанием о том, что его былая привлекательность безвозвратно потеряна.

Сейчас! – приказал он себе. – Я должен вернуться немедленно!