Шрифт:
Оказавшись в гараже, Джейн опередила все ее вопросы:
– Он идет на поправку, – сказала доктор. – Думаю, ты можешь расслабиться.
Сола нахмурилась.
– Но что с его раком? Опухоль все еще в его мозгу, разве нет? Как можно говорить, что я могу расслабиться?
Док Джейн почти удалось скрыть ее реакцию. Почти. Но она едва заметно дернулась и широко распахнула глаза… а когда боишься до смерти за будущее любимого и впитываешь каждый нюанс в реакции человека, которому лучше всего известно положение дел, то такие вещи замечаешь сразу же.
Женщина прокашлялась.
– Слушай, тебе следует поговорить об этом с Эссейлом.
– Ты его врач.
– Прошу, поговори с ним.
– О его раке?
Джейн едва заметно посмотрела в левую сторону.
– Да.
– Ладно. Поговорю.
Сола произнесла эти слова с необоснованным вызовом, но она не стала заморачиваться из–за своей реакции, отвернувшись и зайдя в дом. Когда она вернулась в кухню, трое мужчин взглянули на нее.
– Мы можем поговорить? – спросила она, подойдя к Эссейлу.
Она не стала ждать его. И он последовал за ней в коридор, который вел к его кабинету и лестнице на второй этаж.
Развернувшись, Сола напомнила себе, что, несмотря на происходящее, он совсем недавно был болен и лежал в больнице.
– Ты расскажешь мне, что происходит, – потребовала она тихим голосом.
На красивом как грех лице появилась отстраненность.
– О чем, скажи на милость?
Сола скрестила руки на груди. На задворках сознания она гадала, не перегибает ли палку… но нет, инстинкты твердили, что многое не сходится.
– Твой доктор не сказала мне о твоем раке. Сдается мне, потому что нет у тебя никакого рака.
Глава 35
Марисоль стояла перед ним с таким лицом, словно собиралась ввязаться в барную потасовку… и победить в ней, и Эссейл ощутил истощение, которое было не связано с процессом выздоровления. Воистину, в этом проблема лжи своим любимым, подумал он. Неправда всегда всплывает наружу, и всегда таким образом, что невозможно оправдать ее, насколько бы серьезной или незначительной ни была ложь.
Потому что нет оправдания лжи любимому человеку.
– У тебя есть рак или нет? – требовательно спросила его женщина.
Жаль, у него нет больше времени. Но для чего? Словно это изменило бы что–нибудь.
– Пошли, – сказал Эссейл, взяв ее под локоть. – Нам нужно поговорить наедине.
Она вырвалась из его хватки, но последовала за ним в кабинет. И когда он закрыл дверь за ней, Марисоль подошла к окнам, протянувшимся от потолка до пола.
– Прошу, не раздвигай шторы, – сказал он, когда она протянула руку.
– Почему? Не любишь дневной свет?
– Нет. Не люблю.
– Так что? – Она повернулась к нему. – Расскажешь мне, что происходит на самом деле?
Эссейл опустился в мягкое кресло, стоявшее в противоположной стороне от компьютеров. Подперев кулаком подбородок, он посмотрел на Солу.
– Мне жаль, что мои кузены тебя обманули.
Она моргнула, словно ей нужно было мгновение, чтобы переварить новость.
– Значит, ты не смертельно болен.
– Был. Но сейчас – нет.
Она резко рассмеялась.
– Не знаю, чувствовать облегчение… или же взять бабушку и немедленно уехать в Майами.
– Мне жаль, что они решили не рассказывать правду.
Марисоль направила на него палец.
– Не перевирай. Они заварили кашу, но ты поддержал ложь.
– Ты права.
Он не продолжил, и Сола снова скрестила руки на груди.
– Я жду. И я хочу знать всю правду, какой бы она ни была.
Судорожно пытаясь найти в бардаке, творившемся в голове, нужные слова, Эссейл не мог решить, что было хуже. Признаваться ей в своей слабости или понимать в глубине своего черного сердца, что он никогда не сможет поделиться с ней настоящим секретом: он не мог сказать, кем являлся. Согласно правилам, вампиры не открывали свою сущность людям… и в редких, крайне редких случаях допускалось нарушение этого принципа. Если человек был способен принять правду и оставить свою жизнь, чтобы влиться в сообщество вампиров.
Это требовало полной интеграции. Без возврата.
И он не был готов просить Марисоль об этом… потому что ее бабушку, самую главную ответственность Солы, преданную, богобоязненную католичку придется сбросить на повороте… либо увлечь в их мир.
А этого не случится. Даже если Марисоль сможет подстроиться под реальность, ее бабушка придерживалась традиций и четких установок, и ее Богу здесь не место.
Эссейл не посмеет разрушить жизнь этой замечательной женщины.
– У тебя еще одна минута, – заявила Марисоль, – а потом я беру ключи от машины…