Шрифт:
– Мам, ты же знаешь, что ты самая красивая и добрая женщина на всем белом свете.
– Тогда в чем причина? Ты больше не доверяешь мне?
– Как раз-таки доверяю, поэтому не привожу. Меня мучают сомнения.
– Позволь узнать какие? Возможно, я сумею облегчить твою голову.
Ник молчал. Ему безумно хотелось поделиться, но вовсе не рассказом об Эле. Мутные думы о незнакомке перевернули его душу вверх дном.
Любовь Петровна внимательно глядела на сына.
– Знаешь, родной, я не в праве вторгаться в твою личную жизнь. Ты у меня взрослый рассудительный мужчина. Только знай одну маленькую истину, сынок: порой испытания, дарованные нам с неба, по незнанию мы проклинаем. Но лишь благодаря этим испытаниям посреди полного мрака можно увидеть божественный свет счастья…
На щеках Ника заиграли очаровательные ямочки. Он приобнял мать и сделал глубокий вдох. Свежий озерный воздух проник через лёгкие, успокаивая натянутые нервы. Ему показалось, будто невидимая сила подхватила и унесла его падающее тело подальше от бездны разочарования.
Они расположились на противоположном берегу от дома, чтобы не попасться на глаза отцу в случае его внезапного возвращения раньше обещанного времени. Большой хлопковый плед с каждой минутой всё больше напоминал скатерть-самобранку. Долгие разговоры по душам о работе, галерее, о Соне, которую Ник не видел больше месяца, перенесли их в иной мир. Никого не замечая, словно прошлое обернулось настоящим, и точно не существовало стены между сыном и отцом, мешающей как раньше просиживать вечера напролёт за чашкой чая с шарлоткой; мать и сын болтали, уплетая тёплые закуски. Погода создала им необходимые условия для отдыха. Вода блестела от купающихся в ней лучах яркого солнца; утки восторженно хлопали крыльями и виляли хвостиками. Точно возомнив себя гвоздем программы на цирковом манеже, они развлекали детишек, которые с визгом кидали в воду кусочки белого хлеба. Высокие деревья шумели в такт происходящему, создавая тихий фон для бродячих артистов.
Любовь Петровна уселась поудобнее, наслаждаясь жаренным чесночным тостом. Спортивный костюм смотрелся на её форменном теле с невинной нелепостью. Хоть возраст и подбирался к заветному юбилею, лицо её по-прежнему выглядело молодым и ухоженным. Густые, карамельного оттенка волосы вперемешку с махагоновыми прядями были прилежно собраны в высокую прическу. Аккуратно вздернутый нос горделиво возвышался над выступающими скулами. Взглянув на них со стороны, становилось понятно, что сходство внешности сына и матери состояло в изящном носе.
– А знаешь что? – вытирая руки салфеткой, спросила Любовь Петровна.
– Что ? – с набитым ртом промямлил Ник.
– Я вижу палатку с мороженным.
Она вопрошающе посмотрела на сына своими глазами цвета карамели.
– Зима на носу, а тебе, вероятно, хочется замёрзнуть раньше положенного времени!
– Сынок, не ворчи. Посмотри, какая чудная погода! И между прочим, матери грешно отказывать!
– Убедила, сдаюсь.
Она еще продолжала мечтательно улыбаться, а Ник стремительно направился к палатке у входа в парк.
Когда Ник вернулся с двумя ванильными рожками в руке, то обнаружил пустое покрывало. И лишь одна корзинка с остатками недавнего пиршества подтверждала, что он не ошибся лужайкой. Недоумевая, Ник огляделся по сторонам. В панораме парка нигде не мелькала фигура матери. Он сел на уголок пледа, спиной к коттеджам и достал телефон, пиликающий стандартной мелодией. Звонила Эля.
– Привет, любимый.
– Привет.
– Почему не звонишь?
– Да некогда было. – рассеянно ответил Ник, продолжая вертеть головой.
Он не любил праздных вопросов такого рода. Ведь ответ казался настолько очевидным – человек не звонит лишь по двум простым причинам: ему не интересно, или он чертовски занят неотложными делами. В итоге, все равно второй вариант сводится к первому. Было бы желание – а время всегда найдётся!
Эля ждала, что Ник поинтересуется, как проходит её день, но Ник молчал. Страх, что он снова повесит трубку, пересилил эгоистичный нрав блондинки.
– Приезжай ко мне, закажем что-нибудь из итальянского ресторанчика. А то ты у меня такой худенький!
Забота из уст избалованной девицы звучала нелепо и резала слух. Ник не понимал, как можно якобы переживать за его фигуру, но стараться откормить его чужими руками, точно он поросенок, которого пичкают не рубленной крапивой, а комбикормом. Ведь домашней пищи от нее не дождешься, как снега в тропиках. Готовить Эля не умела и не хотела, ибо не царское это дело. Поэтому она испробовала весь ассортимент меню лучших ресторанов города. Ник не имел ничего против ресторанной еды, но забота девушки противоречила способу ее проявления. Вся её чувственность – сплошная фикция. Он часто задавался вопросом: зачем лишний раз выставлять мнимое за действительное? Но все же у него хватило самообладания, чтобы не высказать ей этого.
– Буду часам к 8, целую. – завершая разговор, Ник вернул телефон в карман.
Сбоку, с другого конца покрывала до ушей Никиты донеслось небрежное шуршанье бумаги. В полной уверенности, что исчезнувшая странным образом мама вернулась для продолжения пикника, он обернулся. Но догадки оказались не верны. То была маленькая девочка. Она лежала на животе и энергично болтала согнутыми ногами. Её русые волосы ниспадали водопадом мягких прядей на альбомный лист, где стены нарисованного домика движеньем цветного карандаша облачались в малиновый цвет.