Я в самых ярких красках представила себе этого Графа - преклонного возраста, взрослый, во всех смыслах этого слова, мужчина, для которого нет границ собственного величия и для которого красивая (да что уж там, головокружительная!) женщина, вроде той, что пулей вылетела отсюда, не имеет поблажек и снисхождения. На что же рассчитывать мне? Только на твою милость, Господи. Я повернулась, и со словами "десять рублей в спортлото, Ваш выход", зажмурилась и шагнула в квадрат света.

Первое, что бросалось в глаза - это огромный камин, в котором шептались поленья. Прямо напротив камина, в нескольких шагах, стояла очень красивая, длинная софа с высокой, резной спинкой и боковыми ручками. Справа был огромный шкаф, доверху набитый книгами. Некоторые стояли ровно, некоторые небрежно брошены на полке, одни раскрыты, другие заставлены кружками и прочим бытовым хламом. Слева стоял огромный, тяжелый письменный стол из дерева, за ним - огромное окно, в которое задумчиво смотрел высокий, стройный, широкоплечий мужчина. Он стоял в пол-оборота ко мне и задумчиво потирал подбородок. Все, что я видела - это гладко выбритую щеку и волны крупных локонов темных волос, длинной до плеч, убранных назад. А еще совершенно очевидно, что до преклонного возраста ему еще очень далеко.

Не знаю, сколько мы стояли в полной тишине, может, минуты две, а может, и целую вечность. Он полностью погрузился в свои раздумья, поэтому моего присутствия не замечал. Я позволила себе рассмотреть, более чем скромный наряд Графа – простая белая рубашка и темно-синие брюки, великолепно сшитые, но покрой настолько прост и непритязателен, что я усомнилась, Граф ли это. Он был в одних носках, и почему-то мне это показалось забавным. Наверное, сказались нервы, но я не смогла сдержать короткий смешок, чем и выдала свое присутствие.

Он повернулся и посмотрел на меня, а в следующую секунду, я забыла, как дышать. И если женщина, которая встретилась мне в коридоре, вызывала желание во всеуслышание кричать от восторга, то он вызывал благоговейный трепет и полный ступор. Господи, как же он был красив! Удивительно правильные черты лица – прямой, классической формы, нос, слегка полноватые губы, чей четко очерченный контур и чувственная форма приковывали взгляд. А глаза… Смотрящие из под черных, густых ресниц и бровей, они были завораживающими. Не просто синий, а удивительно глубокий, словно море, цвет, насыщенный и кристально чистый, пронзительный и пленительный. Глаза цвета сапфира были настолько синими, насколько это вообще было возможно. Яркий, темный и чистый цвет и такой спокойный, полный власти взгляд. Желудок мой ухнул вниз, когда его холодный, острый взор вонзился в меня. Лед пробежал по позвоночнику, внутри меня зазвенела, завибрировала звонко натянутая струна, и ее звон отозвался мурашками по коже. Выдохнула. Вдохнула. Вот это да... Словно завороженная я смотрела на сапфировые глаза, в которых было столько силы, что она казалась осязаемой. И вдруг в его взгляде мелькнуло секундное замешательство. Словно бы, он вспомнил что-то, и красивое, сосредоточенное лицо смягчилось, разгладились морщинки на лбу, сжатые губы раскрылись, словно собираясь сказать что-то, обнажив идеально ровные, белые зубы. Все это длилось считанные доли секунды. Одно мгновенье – пламя вспыхнуло, осветив его изнутри, и снова погасло. Губы сомкнулись, окончательно заперев несказанное, в глазах острыми копьями сверкнул лед, а лицо стало непроницаемым.

Он повернулся и медленно прошел к своему столу. Движения его напоминали льва - природная грациозность и непринужденность, легкость, но собранность. Четкость, плавность каждого движения была отточенной, но в то же время совершенно естественной. Никакой наигранности, неловкости и скованности. Ни одного лишнего движения. В одно мгновение я почувствовала себя неуклюжей, некрасивой и какой-то ничтожной.

– Садись.
– сказал он, и голос его, тихий, ледяной и спокойный, прошелся вибрацией по моей коже. Низкий, бархатный, он словно резонировал, заставляя воздух дрожать в такт каждому слову. Эта вибрация была похожа на прикосновение, от которого я окончательно потеряла всякую ориентацию в том, что происходит.

Он рукой указал мне на стул слева от меня, Деревянный, с красивой резной спинкой. Я с удовольствием опустилась в него. Само собой, я попыталась сделать это максимально грациозно, насколько это вообще позволяла ситуация, но выглядело это так, словно меня уже давно мучает радикулит.

– Как ты оказалась в лесу?

И снова волна мурашек, а руки стали холодными и мокрыми, как лягушачьи лапки. Нужно сказать хоть что-нибудь. Хоть словечко. Ну же! Не молчи. Говори. Говори же...

– Чего ты молчишь?
– внезапно взорвался он.
– Оглохла?

И вот тут мое оцепенение, как рукой сняло. Что-то внутри перевернулось, и Граф, еще секунду назад казавшийся мне небожителем, самым прекрасным существом на земле, превратился в самого обычного хама, который только что прикрикнул на меня, словно я дворняга, прибившаяся к его ногам. Это отрезвило меня и сразу же пришли нужные слова.

– Это мне хотелось бы спросить, почему я здесь и с какой стати вы не выпускаете меня из замка?

– Значит, не глухая.
– сказал он и голос его вновь стал тихим и отстраненно холодным.
– Так как ты оказалась в лесу?

– Я не собираюсь отвечать на Ваши вопросы, пока Вы не ответите - на мои.

– Я могу наслать на тебя заклятье, и ты будешь болтать, пока не сотрешь язык.

– Значит, насылайте.
– сказала я, с напускной гордостью, делая вид, что мне ничуточки не страшно, хотя внутри все сжалось в холодный комочек. Уж больно не хотелось испытывать на себе заклинание, слишком свежо было впечатление от ягод. Я видела, что он злится, но никак не могла взять в толк, чем именно я его разозлила. Я же еще ничего не успела сделать? Или успела? Что же такого я... Ах, точно! Собака! Ну конечно. Я же каким-то образом растворила в воздухе его пса. Он злится, потому что я убила его любимца.

– Послушайте, я не хотела этого делать. Я до сих пор сомневаюсь, что это сделала я, но раз уж все сложилось, таким образом, то, видимо, я действительно виновата. Я сама до сих пор не понимаю, как это вышло, но поверьте, я не нарочно. Это вышло случайно.

Лицо Графа волшебным образом преображалось прямо на моих глазах. Вместо откровенной и с трудом сдерживаемой злобы, на лице проступало искреннее недоумение.

– О чем ты?

– Ну как же? Ваш пес. Он подбежал ко мне, и, сначала все было хорошо, но потом ему стало плохо. Он начал чахнуть прямо на глазах, пока, наконец, не...