Он уже взялся за дверную ручку, как вдруг повернулся ко мне, и, сделав легкое движение рукой, сказал:

– А это тебе подарочек, чтобы ты не сомневалась в моем умении колдовать.
– и скрылся за дверью.

Я продолжала сидеть на полу, не понимая, о каком подарке идет речь. Я задумалась, погрузилась в собственные мысли. За последние пару часов столько свалилось на мою голову, что она наотрез отказывалась складывать мозаику воедино. С самого утра все как-то не заладилось. Это похищение, Ирма со своей розовой комнатой и Косой, при одной мысли о котором внутренности сводило судорогой. Все наперебой убеждают меня, что человека, с которым я излазила пол-леса, делила ночлег, смеялась и которому давала невыполнимые обещания, в общем, моего друга, не существует. Дикость какая-то. Впрочем, суть нашего с Графом договора - найти, показать - и я свободна. Что ж, приступим.

Я прильнула к телескопу, пытаясь припомнить, как далеко дом Влада от поляны. Ну что ж, с моей ориентацией на местности и талантом теряться в трех соснах, можно даже и не пытаться ориентироваться на научный подход. Я толком не знаю, в какой стороне север и юг, и уж совершенно точно не смогу вычислить километраж пройденного пути, относительно поляны, а потому я решила поступить проще. Я просто стала осматривать все вокруг. Удивительно, но старый, обшарпанный телескоп мог приблизить и отдалить изображение так, как угодно было мне, стоило лишь подумать. Когда мне требовалось, картинка могла быть настолько детальной и четкой, что я могла рассмотреть крошечный листочек на самой дальней веточке, а если было нужно, без особого труда передо мной открывалась панорама лесной чащи. Удивительная вещица и, без сомнения, волшебная. Наверняка сделанная умелой рукой мастера и бережно хранимая. И чем дольше я восхищалась хитроумным приспособлением, тем сильнее становилось мое волнение, потому что... никакого дома не было. Что за ерунда?

Я по спирали увеличивала радиус поиска, но это ничего не меняло. Деревья, деревья и еще раз деревья. Сейчас не самое удобное время для паники, но она явилась, не спросив меня. Ладошки вспотели. Я поймала себя на том, что бесцельно прыгаю с места на место. Стоп! Выдыхаем, и включаем мозги. Дом был у подножия горы, значит нужно найти ее, а уж там и дом найдется.

На мое счастье, гора была одна, довольно высокая, но нашлась не сразу, потому что пряталась в лесной чаще. Я воодушевилась и с радостью спустилась к ее подножью.

Пусто. Ничего. И под "ничего" я имею в виду именно НИЧЕГО. Если бы дом нашли, разгромили, разнесли по щепке, не оставив камня на камне, то все равно осталось бы место, где дом стоял. Там была бы проплешина, которую я без труда бы заметила. Но похолодело у меня внутри именно потому, что и проплешины не было. Вот гора, вот до боли знакомая поляна, окруженная стеной леса со всех сторон, густой ковер короткой травы - и все. В смысле - совсем все. Так, словно никто и никогда не жил здесь. Словно никого и никогда здесь не было.

Мне стало не по себе. Дома, как и самого Влада, нигде не было, и, судя по тому, что я вижу, и быть не могло. Неужели я правда сошла с ума? Странно, но почему то эта мысль если и напугала меня, то не настолько сильно, как могла бы. Перспектива, конечно, безрадостная, но ,скорее, вносящая некоторый хаос в стерильный порядок. Ведь интересно, насколько можно быть сумасшедшим в сказочном мире. Помнится, Шляпника это даже украшало.

Я вдохнула, выдохнула, и тут же поняла, что за подарок оставил мне этот надутый индюк, лишенный всяческого гостеприимства и совести. Мой рот не открывался. Его словно склеили, да так, что я испугалась, что мне уже никогда его не раскрыть. Меньше говорить, больше слушать! Вот, наверное, о чем предостерегала меня Ирма. Бесчувственный, эгоистичный ребенок, забавляющийся глупыми фокусами. Детский сад, честное слово. Я попыталась заговорить, но получилось лишь мычание сумасшедшей коровы. Ну попадись мне! Злость закипала во мне, не находя выхода. Меня наизнанку выворачивало. Я рычала, пищала и сопела, как разъяренный бык, слоняясь из угла в угол. Ну говорить я, положим, не могу, но написать на бумаге все, что я думаю о нахале, я в состоянии.

Я метнулась к двери и рванула ее, чуть не вырвав ручку. За ней оказалась узкая, каменная винтовая лестница, круто уходящая вниз. Ну что ж, тут, по крайней мере, не заблудишься. И пошла вниз.

Яростно перелетая через две ступеньки, я спускалась почти на ощупь. Света тусклых свечей хватало лишь на то, чтобы различать контуры. Но особо то и смотреть тут было не на что. Промозглый и холодный коридор бесконечно уходил вниз, и не было ничего, кроме ступеней и стен. Спустя пятнадцать минут злость моя сошла на нет, и куда важнее стало то, что лестница эта никак не кончается. Я сбавила темп и теперь ступени мелькали медленнее. Я все ждала, что они вот-вот закончатся, но не тут-то было. А спустя еще десять минут, паника уже начала подступать. Лестница бесконечной лентой вилась вниз, и мне уже начало казаться, что я спускаюсь под землю. Кричать хотелось безумно, но заклеенный рот намертво преградил путь моей истерике. Мне оставалось лишь безмолвно спускаться вниз, слушая зловещую тишину за моей спиной. Мне уже начали мерещиться совершенно неправдоподобные звуки, когда, наконец, показалась последняя ступенька.

Я очутилась в коридоре и поняла, что заблудиться сегодня еще вполне успеваю. Коридор был коротенький и заканчивался развилкой из ПЯТИ, совершенно одинаковых коридоров, точно таких же, как этот. И тут, нервы мои не выдержали. Я села на самую нижнюю ступеньку и заплакала. Я была вымотана, напугана, рассержена, голодна и, возможно, не в своем уме. Мне стало так одиноко. Вокруг не было не единой живой души, а единственный человек, которого я считала своим другом, оказался выдумкой. И я решила вдоволь пожалеть себя. Я рыдала так горько, насколько позволял закрытый рот. Слезы катились рекой, и я не трудилась их вытирать. Кто увидит меня здесь?

Нарыдавшись всласть, я окончательно выбилась из сил. Победно всхлипнув в последний раз, я вытерла рукавами заплаканные щеки и подняла голову. Передо мной с платком в руках стоял Косой. Еще никогда и никого я не была так рада видеть.

***

Я сидела на кухне. Ирма чувствовала себя здесь, как Цезарь в Древнем Риме. Она все еще не унималась и всеми известными и неизвестными мне словами ругала Графа. Когда я появилась на пороге, она чуть не расплакалась - волосы мои были растрепаны, глаза заплаканы, а платье - в пыли. Когда она поняла, что Граф щедрой рукой одарил меня заклятьем молчания, она обещала надрать ему зад и лупить до тех пор, пока тот не засияет так, чтобы можно было осветить городскую площадь. Она намазала мои губы какой-то вонючей мазью, и через пять минут я смогла говорить. Но как раз этого-то мне хотелось меньше всего. Удивительно, но Ирма, болтливая и бесшабашная, оказалась достаточно мудрой для того, чтобы не расспрашивать меня о моих приключениях. Все-таки мудрость к женщине, если и приходит, то лишь с годами.