– Пойдем пить чай.
– сказала она. И мы пошли.

Пока мы завтракали, я спросила ее, что со мной случилось. Она сказала мне, что Лариска прокляла меня.

– Но ведь она же не колдунья?

– Нет, конечно. Но не надо быть колдуньей, чтобы искренне и всей душой ненавидеть и желать зла. Знаешь, как полыхает в людях злоба, как ненависть сыплет искрами. А ты была так открыта ей, что вспыхнула, как сухая бумага.
– мне нечего было ответить. Бабушка предупреждала, я не поверила.

После завтрака она ушла в церковь. Сказала, что хочет сказать спасибо. Она была там почти до обеда.

Я была в кухне, когда услышала, как скрипнула калитка. Побежала встречать бабушку. Но это была не она. Лариска шла к дому тихо, словно кошка. Кралась, не издавая не единого шороха. Я стояла и смотрела на нее, и тут увидела то, о чем говорила бабушка - огонь в глазах, гримасу ненависти, просвечивающую сквозь маску благожелательности, и кожей чувствовала жар, исходящий от ее души.

На ногах я все еще стояла неустойчиво, но чтобы не показать слабину, оперлась о дверной косяк входной двери.

– Здравствуй, Лариса.

Она дернулась, словно лиса, которую застали в курятнике. Увидела меня и застыла. Я читала ее словно раскрытую книгу. Все, зачем она пришла, было написано у нее на лице. И вдруг мне стало легко. Вот так просто раз - и все стало ясно, очевидно и совершенно равнодушно. Я смотрела на нее и понимала - нет дружбы, и никогда не было. Передо мной стоял абсолютно чужой мне человек. Я медленно, насколько позволяли силы, спустилась с крыльца, гордо глядя ей в глаза. Она попятилась. Совершенно не в таком состоянии она ожидала меня увидеть.

– Выкарабкалась...
– прошептала она сквозь зубы.

И тут за ее спиной показалась моя бабушка. Никогда в жизни я не видела мою родную, любимую в таком состоянии. Глаза ее впились в Лариску с такой неистовой силой, что та вскрикнула, словно от укола и обернулась. Бабушка медленно шла на нее. Она была похожа на львицу, преследующую свою добычу. Собранная, сильная, молодая. Сосредоточенный, немигающий взгляд намертво вцепился в жертву, и ледяная, пронзительная тишина зловеще повисла над нами, предрекая что-то страшное.

Ноги Ларискины покосились, и она плюхнулась задницей на землю, продолжала пятиться, отталкиваясь ногами и руками от земли. А бабушка шла на нее, мягко, неслышно преступая ногами по земле. С лица Лариски сошла краска, оно стало белым и безжизненным, и только огромные глаза смотрели на хищника, понимая, что жить ей осталось пару минут. И тут она прошелестела высохшим от испуга языком.

– Пощади.

Бабушка застыла, глядя на нее глазами, полными огня. Почему-то в этот момент я представила, как же красива была моя мать.

– А с какой стати?
– тихо спросила бабушка. Голос ее был натянут, как струна. Но тут, к моему собственному удивлению, заговорила я.

– Не стоит, бабушка. Не бери на душу грех.

Лариска быстро метнула взгляд на меня, потом снова на бабушку, высматривая перемену в ее лице. И перемена произошла. Лицо бабушки стало спокойным, и гнев уступил место холодному презрению. Она ровно держала спину, словно ей восемнадцать лет, и смотрела на змею, лежащую у ее ног. Дыхание ее стало ровным и спокойным.

– Такой грех мне не страшно будет взять на себя, но я с большим удовольствием беду смотреть, как возвращается тебе - твой. И помни - когда беда , которую ты не в силах будешь унести, свалится тебе на плечи и поставит тебя на колени, когда вернется тебе твое же зло и согнет тебя пополам, когда горе, которое ты пожелала моей внучке, возвратится к тебе и будет рвать твою душу, а боль - лишать разума, я приду к твоему дому и буду смотреть, как горит твоя черная душа. Ну а пока - пошла прочь.

Лариска, неловко перебирая руками и ногами, подскочила и понеслась к калитке. Уже вылетев на улицу, она обернулась, сверкнув ненавидящим взглядом, и убежала прочь.

Тем вечером я впервые видела, как бабушка не может найти себе места. Она ходила из комнаты в комнату, и на лице ее застыло странное выражение задумчивости и собранности. Я не понимала - почему, ведь все осталось позади. Мы вышли из беды с гордо поднятыми головами. Но бабушка словно не могла сидеть на одном месте. Сядет, посидит немного и снова встает. Наконец, она скрылась в другой комнате. Ее не было минут пять, а потом она появилась с маленьким свертком в руках. Она подсела ко мне и развернула грубую хлопковую ткань. Там оказался кулон. Удивительной красоты золотое украшение на длинной цепочке столь тонкой работы, что не представлялось возможным даже подумать, что это - дело рук человеческих. Сам кулон - не больше ногтя на большом пальце. Золотые нити - тоньше волоса - причудливо переплетались, скрывая внутри себя огромный, ярко-красный камень. Грани его сверкали огнем. У меня дыхание перехватило, но бабушка жестом приказала успокоиться и послушать.