Мы смотрели друг на друга. Я ждала, что Граф скажет мне очередную гадость, но он лишь смотрел на меня, улыбаясь и не говоря ни слова. А потом он перестал улыбаться. Лицо его стало серьезным и… нерешительным. Я так удивилась, что просто не поверила глазам своим. Мы молчали. Время словно застыло и все, кто были в огромном зале, внезапно перестали существовать. Он скользнул взглядом по моим губам. Я мгновенно покраснела, словно он прикоснулся к ним.

– Граф! – раздалось откуда-то за его спиной, и реальность обрушилась на нас, как гром среди ясного неба. Рядом с нами возник тучный мужчина, одетый в пиджак горчичного цвета. У него было по-детски пухлое лицо, розовые щеки и лысина, – Я так рад видеть Вас лично, – он пожал руку Графа, и тот повернулся к нему, но при этом снова и снова возвращаясь взглядом ко мне, словно не успел что-то мне сказать. Мужчина быстро говорил, но так торопился и волновался, что понять его было очень сложно. Тут подошли женщина с дочерью и двое мужчин. Все они так или иначе пытались вступить в разговор, стараясь не перебивать друг друга, но с трудом сдерживали себя. Наконец, речь их слилась в бессвязный поток слов и смеха. Я позволила им вытеснить себя из крошечного круга и отступила назад. Люди обступили Графа со всех сторон, и я уже не видела его из-за плотной стены людских спин. Честно говоря, я была рада этому, потому что совершенно не поняла, что сейчас произошло. Сбитая с толку, совершенно обезоруженная его выражением лица, я была рада, побыть одной.

Тут свет превратился в полумрак, и светлячки на стенах заиграли солнечными зайчиками, разбрасывая брызги света по всему залу. Это было удивительно красиво. Сменилась музыка, и грянуло что-то довольно быстрое, я бы даже сказала, весьма дерзкое. Под восторженные крики гости начали отплясывать так лихо, словно всем им было по восемнадцать, а сегодня - выпускной. При этом никто не выглядел, как скачущая корова, наоборот. Было весело, задорно и в каком-то смысле даже завораживающе. Никакого возраста не было и в помине - пожилые мужчины и женщины ни в чем не уступали молодым, и грозились переплясать их. Им было весело, они смеялись и подзадоривали друг друга на танцевальные па, от которых у самих же кружилась голова. Какими же счастливыми они были. Наверное, так и должна выглядеть свобода. Свобода от собственных комплексов и предрассудков, от всего, что печалит, страшит и не дает покоя, от того, что терзает днем и не дает уснуть ночью, от бед и несчастий. Танцуйте и ни о чем не думайте!

Залюбовавшись ими, я и сама не заметила, как заулыбалась, притоптывая ногой в такт. Молодая девчонка лет шестнадцати вылетела из толпы, схватила меня за руку и затянула в общий водоворот. Как только я оказалась внутри, меня захватила то же страсть, та же свобода. Внутри меня приятно щекотало счастье и детский, совершенно чистый восторг от происходящего вокруг. Я забыла обо всем на свете и пустилась в пляс. Совершенно незнакомые люди вставали ко мне в пару, и мы танцевали, словно сто лет знали друг друга. Мы смеялись, шутили, строили смешные гримасы и пытались перетанцевать друг друга. Мы откровенно флиртовали, строили глазки, без каких-либо пошлых мыслей на заднем плане. Это и был флирт ради флирта, о котором говорила Ирма - яркий, искрящийся, пьянящий, словно шампанское. Песни сменяли друг друга, и ночь казалась бесконечной. Я потеряла счет времени, но совершенно не чувствовала усталости. Наоборот, с каждой новой мелодией знакомая легкость заполняла мое тело. Я вспомнила, я узнала ее. Тогда, когда мы плясали и пели с Ирмой, разнеся полкухни, мы были под властью той же окрыляющей невесомости, что оторвала нас от земли и перечеркнула все законы гравитации. Только сейчас она была разлита в воздухе, и тысяча человек собирались поднять в воздух весь замок. И как только мне показалось, что вот-вот это произойдет, быстрая мелодия сменилась прекрасной, удивительно мелодичной и нежной, почти невесомой. Кавалеры разобрали своих дам и закружились в медленном танце. Я вежливо отказалась составить пару десятилетнему блондину, и он тут же беззастенчиво променял меня на кудрявую брюнетку своего возраста.

Я пробиралась мимо кружащихся пар. Мне хотелось выпить чего-то холодного и перевести дух. Увидев вдоль стены длинный стол с напитками и небольшим фонтаном, в котором бурлила какая-то очень вкусная на вид жидкость, я поспешила к нему. Вдруг откуда-то сверху меня ослепил солнечный зайчик. Я подняла глаза и увидала Графа, сидящего на огромной балке, высоко под потолком. В руках его был тот самый тетраэдр, и он ловко и быстро, словно иллюзионист крутил его в правой руке, так что тот сверкал гранями, словно что-то горело внутри него. Сидел он, полуразвалившись, прислонившись спиной к примыкающему под углом деревянному перекрытию, и всем своим видом снова напоминал довольного жизнью, кота, которого регулярно кормят, и чей зад не имел знакомства с тяжелым ботинком. Он смотрел на меня и, поймав мой взгляд, улыбнулся и подмигнул мне.

Я совершенно растерялась. Как реагировать на его колкости и дурное настроение, я знала, но что делать с его улыбкой - для меня было совершенно не понятно. Я застыла, глядя на его прекрасное лицо, смотрящее на меня сверху вниз, и не могла вымолвить ни слова, ни жеста в ответ. Но потом я поняла, что это не более чем шутка, рассчитанная на то, чтобы в самый неожиданный для меня момент снова пустить меня по миру, выставив полной идиоткой. Ну нет. Этот номер не пройдет. Я опустила голову и твердым шагом направилась к столу. Еле протиснувшись через людскую толпу, я оказалась у заветного стола. Бокалы с ледяным вином запотели и радовали глаз. Я взяла один и только собралась сделать глоток, как вскрикнула и опрокинула полный бокал прямо на свое платье - рядом со мной возник Граф, ухмыляясь одним уголком рта. Вино растекалось по платью огромным темным пятном, и если Вы думаете, что на темно-синем платье незаметно красное вино, Вы глубоко заблуждаетесь. Заметно! Еще как!

– Лера, ну откуда же у Вас руки растут...

Тут я взорвалась, стараясь при этом не орать как сумасшедшая, но всем своим видом показать, что мне этот спектакль надоел.

– Да что Вам нужно от меня?
– шипела я.
– Почему бы Вам просто не оставить меня в покое?

Граф улыбнулся.

– Не могу.
– ответил он тихо.

– Почему? Что я Вам сделала ТАКОГО, что Вы наизнанку готовы вывернуться, чтобы как можно более изощрённо испоганить мне настроение?

– Лера...
– продолжал он так же тихо.
– Вы совершенно не разбираетесь в человеческих эмоциях. Поэтому впредь старайтесь избегать интерпретировать мотивы их поведения. У Вас это очень плохо получается.

– Как замысловато сказано!

– Могу проще. Не судите людей, поскольку Вам совершенно не понятно, почему они ведут себя так, как ведут. Теперь понятно?

– Да это-то понятно, непонятно только, зачем Вы звали меня на бал, если собирались испортить мне весь праздник?

Он окинул меня взглядом с ног до головы и ухмыльнулся.
– Да не собирался я ничего портить. Давайте, я помогу Вам.
– он взял меня под локоть и отвел за колонну, где по счастливой случайности не было ни одного свидетеля моего позора. Он снова окинул взглядом пятно от вина, а затем достал платок из кармана брюк и промокнул им место, где пятно было больше всего, едва прикасаясь им к моему платью. Большая часть пятна испарилась прямо на глазах, а платье снова стало сухим и чистым. Я раскрыла рот от изумления, а Граф снова заговорил.

– Знаете, - он снова прошелся по платью, и пятно почти исчезло, оставив лишь несколько больших потеков на юбке. – Наверное, нам стоит объявить перемирие, а то уж больно очевидной становится наша с вами...
– он задумался, подбирая слова.

– Ненависть?

Он поднял на меня пронзительно-синие глаза и внимательно посмотрел.

– Вы думаете, что я ненавижу Вас?

– Это совершенно очевидно.

Он какое-то время смотрел на меня, то ли думая, то ли изучая, а потом спросил.