— Да отпустите, черти! Куда вы меня тащите? У меня задание! — настаивал возмущенный Блюев.

— Молчите, вашебродь! — сурово прохрипел левый санитар, очевидно, пьяный. — Вам нельзя волноваться — вы потеряли много крови.

— Вас следует в полевой госпиталь, на перевязку, вашбродь, — заметил доброжелательный санитар справа.

— Да, на подтирку ему надо! — снова уточнил левый санитар.

— Эй, юнкер! Ваша фамилия! — перебивая их, нетерпеливо вопросил суровый ротмистр Яйцев.

— Блюев, господин посредник, — доложил Блюев, поддерживаемый за руки и пытающийся удержать спадающие штаны.

— С артобстрелом, дружок, не шутят! На войне вам живо бы снесло голову! Марш в госпиталь, нерадивый солдат! — продолжал возмущаться Яйцев, входя во вкус своей роли посредника.

Упирающегося Блюева потащили к повозке, а он кричал уже не переставая:

— Не хочу в госпиталь! Хочу в атаку! Хочу грудь положить за государя Императора!

От повозки, куда погрузили Блюева, стало неприлично смердить.

— Прекратите препираться по незначительным вопросам, господин юнкер! Тем более, что вы обосфались! — теряя терпение, прокричал ротмистр Яйцев.

Приняв начальственный гнев за указание, левый санитар, которого к тому же во время схватки слегка обсдало, размахнулся и съездил Блюеву по уху.

— Что это?! — жалобно воскликнул юнкер.

— Контузия, вашебродь, гранатой, — ехидно отозвался правый санитар, отвешивая здоровенную затрещину по другому уху. Слова посредника начинали казаться Блюеву весьма недалекими от истины.

В итоге от оплеухи по затылку Юлюев повалился в сено повозки, почти бездыханный, но с радостной и злорадной мыслью в левом полушарии: "Хрен, я вам крикну — За империю!", потому что в сене он наткнулся на припрятанную бутыль сидра.

Посредник, к тому времени изрядно утомившись с Блюевым, стал приказывать пьяному Слонову поднимать взвод в атаку, что удалось сделать только с четвертой попытки, поскольку выяснилось, что поручик невменяем. Измученный посредник начал как можно грубее разъяснять ему боевую задачу: "В атаку, понимаешь, козье рыло!"

Наконец Слонов густо рыгнул, что обычно означало у него "так точно" или «слушаюсь» и двинулся вдоль окопов.

— Взвод! В атаку! — сумел прохрипеть он, наклоняясь к юнкерам, причем, на втором окопе от тошноты его передернуло и прямо на дембельскую фуражку Адамсона.

— За Импера-а-а!.. — завизжал, не помнящий себя, выведенный из равновесия и серьезно обгаженный Адамсон.

Стремглав выскочив из окопа, Адамсон неохотно зашагал прямо в поле. За ним понеслись с деревянными ружьями наперевес все остальные.

Начальник авиадесантных частей армии Швецкого Союзника барон фон Хоррис де Секс-Мерин летать не умел.

Однако, в день описываемых событий он все же не удержался и поднялся в воздух. Поводом для того было настоятельное приказание из Ставки фельдегеря авиации и главы Ставки адмирала Нахимовича.

Увешанный вымпелами и бомбами, как бы для парада, командирский дирижабль Хорриса величаво парил над крышами города с названием Же. На подернутых дымкой заливных лугах, простиравшихся еще немного и на восток, громозко разворачивались Маневры. Барону, впрочем, было не до маневров. Он сидел, судорожно вцепившись в поручни, и пытался вывинтить ближайший иллюминатор. Ощущение от попадания аппарата в воздушные ямы напоминало ему случайную встречу в одном из приморских ресторанов с поручиком Слоновым.

— Прикажете повернуть поближе, вашбродь? — спросил барона опытный пилот, и к тому же гомосексуалист, Румбель.

— В степь, — кротко бросил барон.

Несколько лет назад барон отказался от своих обширных поместий в пользу своей любовницы, и потому со временем стал забывать свои хорошие манеры.

Несколько позднее он уже держал в руках томик Горацио-Когана, погружаясь в сладостное звучание семитских умиротворяющих строк.

Пилот Румбель, продолжая попытки угодить барону и справиться с дирижаблем посредством приводных ремней и веревок, разворачивал воздушный корабль прочь от города Же.

На южных окраинах города, где проходили маневры двух юнкерских корпусов, учения достигали небывалого размаха, чуть ли не своего апогея. Две колонны юнкеров, голов в триста с обеих сторон, неслись по степи навстречу друг другу, сверкая саблями и оглашая просторы Империи разноплановыми (подчас неблагородными) выкриками.

Дирижабль барона Хорриса повис над предполагаемым центром столкновения, как бы курируя кульминационный момент сражения. Однако, спокойно повисеть над Маневрами дирижаблю не удалось: на горизонте появился Аэроплан Союзника, блистая на солнце ярко окрашенными фанерными крыльями. Вылетев стремительно и неожиданно, он дребезжал ржавыми подвешенными снарядами.