И Рут не сдала мою старую комнату.

Потому что знала, что я вернусь?

АДАМ

— Прыжок на поезд, дубль два. И... внимание, мотор, начали! — голос Пресли Миллера гремит через рупор, и я перехожу к действию.

Спрыгиваю с крыши склада на проходящий рядом в полутора метрах грузовой поезд, его скорость примерно на шестнадцать километров в час, чем моя. Все тщательно рассчитано, поставлено и проверено каскадером, так что это возможно. Черт, я уже и сам прыгал. Проблема не в приземлении, а в том, что я должен сделать после, и это сложно. Пресли хочет добиться от меня, чтобы прыжок выглядел так, будто мой герой не прилагает к этому никаких усилий, поэтому мы тренируемся на стоящем поезде. Рывок с максимальной скоростью, прыжок, падение на четыре метра, приземление на ноги на крышу, сохранение равновесия, и после я продолжаю бежать. У меня почти получилось. Почти.

На тренировке у меня уже получалось приземляться удачно, и впервые почти по-настоящему получилось, но я оступился и сделал несколько шагов, прежде чем устойчиво встать, а Пресли просто не хочет никаких заминок. Не позволит. Так что я делаю это снова.

— Ты чертов супергерой, мать твою! — кричит Пресли в микрофон. Это его способ подбодрить. — Чтоб, бл*дь, приземлился как надо, ты, задохлик! Я не собираюсь опять давать задний ход с этим сраным поездом, так что сделай все правильно! А сейчас... давай-давай-давай! Готов? Прыгай!

И я прыгаю. Сердце увеличивается в разы. Воздух свистит. Ноги трясутся от прыжков на металлическую крышу вагона поезда. Мышцы болят от постоянного бега. Поезд несется подо мной, и я понимаю, что облажался. Или кто-то облажался. Поезд должен начать двигаться за пять минут до того, как я начну свой бросок; все четко рассчитано, так что я должен был приземлиться точно посередине вагона.

Но вместо обнадеживающей ржавой металлической крыши, все, что вижу – это зазор между вагонами. Я точно промахнусь мимо цели. Разобьюсь всмятку между вагонами и превращусь в пасту.

Сердце грохочет в ушах. Чувствую, как время движется медленно, словно патока.

Расстояние между мной и поездом сокращается, а потом живот и ребра врезаются в край вагона. Ох*еть, как больно. Я цепляюсь за край, и вижу, как земля проносится под ногами. Если соскользну, я - труп. Нет резервной подстраховки, нет связи. Поезд движется слишком быстро. Можно почувствовать разницу. Не могу двинуться. Не могу дышать. Кто-то кричит, вопит: «Снято! Снято!», но Пресли вращает рукой, подавая сигнал продолжать.

Да, не обращай на меня внимания, мудак, я здесь только для того, чтобы умереть.

Поднатуживаюсь, хватаюсь крепче, скребу носками армейских ботинок о боковину вагона, скрипя стиснутыми зубами. Ребра вопят от того, что ушиблены или сломаны. Мышцы горят.

Я закидываю один локоть на крышу вагона, потом другой. Теперь я могу подтянуться и встать на ноги. Пейс-кар29 подпрыгивает рядом с поездом, и помощник режиссера прокручивает рукой. Мы все еще снимаем.

Впереди меня бежит по крыше поезда Израэль Прайс-Викерс, не обращая внимания на то, что только-что произошло. Его АК-47, висящий за спиной, заряжен холостыми патронами. Он - негодяй, и я должен его поймать. Должен побежать за ним и схватить его. Тот факт, что Пресли еще снимает, подсказывает мне, что он может просто поменять киносюжет, если я смогу двигаться. Втягиваю воздух и вздрагиваю от острой боли в груди, но прикладываю руку к ребрам и бегу через силу. Каждый шаг отдается болью, но когда играл раньше, бывало и хуже. Я прячу боль поглубже, рычу, преодолевая ее, и заставляю себя перейти на быстрый бег. Израэль поглядывает на меня и прибавляет скорость. Я перепрыгиваю на другую секцию, и теперь между нами расстояние только в один вагон. Израэлю не остается ни единого шанса. Даже с ушибленными ребрами я все еще могу загнать его как последнюю собаку.

Мы проезжаем знак - телефонный столб в лесу с нанесенным красной краской знаком «Х», говорящий нам, что наступает следующий этап сцены. Когда мы видим другой столб, помеченный знаком «Х», я должен бороться с Израэлем, и мы должны будем спрыгнуть на огромную специальную надувную подушку.

Конечно, если не считать того, что поезд движется быстрее, и мы не успеем спрыгнуть. В постановке, Израэль уворачивается в последнюю секунду и валится с крыши вагона на подушку, которая амортизирует удар. Но сейчас это не сработает. Израэль не знает, что поезд движется быстрее, чем предполагалось, и что это значит для сцены.

Так, что я выкладываюсь по полной. Я вижу помеченный столб и страховочную подушку, но она намного ближе, чем должна быть.

Прилагаю огромные усилия и выжимаю из себя все до предела физических возможностей. Израэль не замечает, как я приближаюсь и поэтому не готов к борьбе.

Три метра

Полтора.

А потом я лечу по воздуху, бросаюсь на Израэля и врезаюсь в него. Приклад АК-47 впивается в мои ребра, и мне ничего не остается, кроме как выдержать боль. Израэль крутится, дергается у меня в руках, а потом, когда мы падаем на надувную подушку, винтовка снова втыкается в меня, еще сильнее повреждая ребра.

— Какого хрена, Адам? — Израэль откатывается подальше, подпрыгивая на огромной, накачанной подушке и спрыгивает на землю. Он спотыкается, отбрасывает винтовку в сторону и хватается за бок, наклоняясь и морщась, как слабак. — Этого нет в сценарии, засранец! Какого черта ты делаешь?

— Спасаю твою задницу и сцену, — я рычу, осторожно сползая на землю.

Пресли уже здесь, выпрыгивает из своего гольф кара и спешит ко мне.

— Вашу мать, вашу мать! Это было эпично!

— Ты должен уволить этого е*аного машиниста, — рявкаю я. – Этот кусок дерьма вел поезд быстрее, чем это должно быть.