Шрифт:
Да что это опять такое? Теперь Лизка. Сообщила, что все перемирились, и каждый из их четвёрки остался при своих интересах. Йоська вроде успокоился. Не знает только, надолго ли. Хоть там всё в порядке.
Взбесились все сегодня, что ли!
Ах, это, наконец, ты. Явился. Что-то слишком быстро ты от Мишки доехал. Гнал? Тебе не хватает сбить кого-нибудь? Хорошо, обошлось! После разговора с тобой я отключила свой сотовый, чтоб не мешали, а теперь напишу всё то, что не отважилась сказать тебе по телефону. Компьютеру довериться легче. Я не буду долго растекаться по древу: тороплюсь, потому что боюсь, что в любой момент передумаю и уже никогда не решусь. Кроме того, надеюсь, Кирилл всё-таки вернётся ещё до моей встречи с Лэрри и хочу успеть.
Итак. Помнишь, ты всё считал меня чуть ли не святой, а я утомилась твердить, что это ошибка. Так вот: исповедь на исповедь. Я тоже не могу больше скрывать от тебя правду. Поверь: для тебя нет никакой необходимости убеждать меня в том, что ты не убивал Зинку. С самого начала я прекрасно знаю, что в её смерти виноват не ты.
Ух. Теперь по порядку.
У костра Зинка всё вкручивала мне, как коварно поступил со мной мой любимый Олег. И уверяла меня, что он нисколько не раскаивается, а только смеётся над "болванами, которых и полагается надувать". Для меня одно из самых страшных человеческих проявлений - именно подобная, во всяком случае, я себе её так представляю, издевательская насмешка. Впрочем, об этом я уже тебе говорила и устно, и, кажется, письменно тоже. Ладно, пошли дальше. Всё время, пока Зинаида вот так надо мной глумилась, я, стиснув зубы, молчала и мечтала только о том, чтобы замолчала и она. Но она трещала и трещала, одно и то же, как затёртая пластинка.
Потом моя мучительница, наконец, удалилась по каким-то своим делам, а я пошла говорить с Олегом начистоту. Не знаю, чего я ждала от этого разговора. Просто хотела посмотреть этому человеку в лицо и услышать всё напрямую от него, а не от Зинаиды.
Сначала утеплилась: натянула под куртку ещё один свитер, а потом надела свой новенький шарфик и такую же шапочку. Понимаешь? Я ещё зимой купила этот комплект, но при наших "холодах" до сих пор не выдавалось случая надеть. Да и приобрела-то именно для пикников, на которых по ночам очень мёрзну. Поэтому никто и не узнал шарфика, даже ты. Их полно было в продаже. Где угодно, навалом.
А Кирилл, по-видимому, проследил меня и увидел, что моё. Вот эту защиту он, вероятно, имел в виду.
Я вошла в палатку Олега и наткнулась на его труп. То есть я сразу и не поняла, что он мёртв, но посветила фонариком - и обомлела. Рядом валялся пистолет. Я взяла его, хорошенько прощупала пальцами, а потом, для уверенности, поднесла чуть ли не под самый нос. Паша, что со мной стало! Во-первых, я боялась поверить собственным глазам. Во-вторых, держа это "ружжо"" (помнишь, мы ещё смеялись?) в руках, думала о тебе: ведь я так и не увидела твоего, поэтому не знала, тот ли это пистолет или всё-таки чей-то ещё.
За размышлениями я даже не заметила, что в палатке, прямо передо мной, присутствует ещё живое лицо. Но вдруг почувствовала смешок.
Потом своим визгливым шёпотом Зинка сказала: - Ага!
Я посмотрела на неё. Было довольно темно, но фонарик кое-как освещал её лицо. Она выглядела довольной и счастливой.
– Что - Ага?
– Тоже шёпотом спросила я.
– А то, что всё, как по нотам.
– Улыбнулась Зинка.
Ощущение было такое, что в буквальном смысле почва уходит из-под ног. Казалось, ещё минута - и грохнусь в обморок.
– Ну и дура же ты.
– Она опять улыбнулась.
– Даже неинтересно.
– Что ты имеешь в виду?
– Я сама своего голоса не узнала, таким хриплым он был.
– Ты что же, сама не понимаешь, что я только что посадила тебя на электрический стул?
Я молчала. Ты же знаешь, Паш, я всегда немею перед хамством, а тут...
– Ведь на пистоль попали твои отпечатки.
– Никогда в жизни мне ещё не доводилось слышать такого жуткого зловещего смеха.
Я по-прежнему молчала. Тогда она заявила, что ненавидит таких честных недотёп, как я, всю жизнь ненавидит и презирает. Тут же и выложила про страховку, которую получит после Олега, и уж с денежкой заживёт. Я думаю, Паша, что эта страховка ещё проявится. Не знаю, почему она не всплыла при ваших финансовых разборках, может, потому что получить некому...
– При чём же здесь я?
– Только и удалось мне выдавить.
– А честные кретины всегда причём, - отрезала Зинка.
– Что же, мне самой его стрелять, что ли? За идиотку меня держишь? Я же первая подозреваемая.
– Так ты решила моими руками...
– Ну, прямо... Не только твоими...
Выяснилось, что претендентов на убийство Олега воображалось трое. И три мотива. Номер один - я: он меня подло обманул, предал, насмеялся, ограбил, надругался над моей любовью. Зинка накручивает меня. Моя реакция естественна. Следующим номером шёл действительно влюблённый в неё по уши Мишка. Там разрабатывалась параллельная линия, "версия для менестреля", с душераздирающими рассказами о том, что Олег Зинку чуть ли не истязал, а развода не дал бы, здесь всё понятно и шло к тому же. Но Мишка подкачал: упился, как всегда, тут она промахнулась: "не этого алкаша, а Йоську, Йоську надо было брать!" (Её собственные слова). Прости, я пишу сумбурно, сам понимаешь, нервничаю.
– Вот же ненормальная: думала, что он верный, - сокрушалась Зинаида.
– Как будто, не знаю, что на любого командора найдётся своя Анна.
– Какой командор?
– Лепетала я.
– Что ты плетёшь? (Называется, слышала звон...)
– А ты мне в нос свою грамоту не тычь, - парировала она.
– На стульчик, на стульчик со своей литературой!
– Тут она прошипела, проимитировав по своим понятиям включение электрического тока.
– Я просто пытаюсь...
– Ничего, ничего... Посадят - уяснишь!
– И с торжеством объявила: - Вон он, верный Иоська, за уборной Сюську е..т. (Потом, когда Йоську арестовали, я в поисках алиби звонила нескольким другим женщинам, но эти звонки были так, чтоб никто не догадался: на самом деле, я знала о связи с Сюськой с того самого пикника.)