Я сначала возмутилась: меня, леди, обвинять в мошенничестве? Но злость скорее была от привычки, воспитания, нежели истинная. Но зубы все равно сцепила и ответила чуть резче, чем следовало:

– Есть. Огненный.

– Покажи, – тут же потребовала миссис Морт.

– Если бы я могла его контролировать, то не пришла бы сюда, – я непроизвольно сжала кулаки.

Тут директриса открыла выдвижной ящик стола и, достав оттуда какую–то висюльку, кинула:

– Лови!

Ладонь сжалась на амулете прежде, чем я успела сообразить. А потом в моей руке словно что–то взорвалось. Меня отшвырнуло к стене, а миссис Морт перекинуло через стол, отчего она приложилась о подоконник. Но хуже всего было то, что посреди кабинета полыхало пламя.

Директриса поднялась, потирая висок, и то ли прокричав заклинания, то ли ругнувшись, погасила огонь.

– Значит, огневик, причем сильный… – – задумчиво глядя на пятно сажи посредине кабинета начала она. – И где же тебя носило неделю назад, одаренная? У меня все места заняты. Этот год урожайный выдался, сверх мест набрали. Что мне прикажешь делать?

Такой реакции я не ожидала. Думала – наорет, выставит вон, запустит заклинанием. А эта странная миссис даже… радовалась?

Тут она громко крикнула:

– Лариссия, зайди!

За дверью опять кто–то нервно икнул, а потом на пороге показалась секретарь.

– Да, госпожа Морт.

– У нас ведь студенты из Академии на стажировку уже прибыли?

– Еще нет, должны в полдень, – секретарь, опустив глаза, уставилась на дырку в ковре.

– Так… – перебирая какие–то папки на столе, начала директриса. – Ты грамотная? Читать? Писать? Считать? – это уже она мне, все так же, не поднимая взгляда от бумаг.

–Да, – я сглотнула. Упоминать, что мне с детства преподавали музицирование, рисование, этикет, историю и прочие, весьма ненужные в простой жизни, как оказалось, дисциплины, я не стала.

Директриса, наконец, перестала перебирать папки и подняла взгляд на меня. В руках она держала чье–то дело.

– Раз ты у нас такая резвая, что ловушка для огневиков не просто сработала, а ее напрочь разорвало, то пусть у такой особенной и обучение будет такое же, – говорила она это таким радостным тоном, от которого у слушателей обычно мурашки бегут по коже.

Я и секретарша синхронно сглотнули, а Морт продолжила, одарив нас широкой улыбкой скучающей кобры:

– Взять тебя на обеспечение и зачислить я не могу, но назначить куратора на первое полугодие – в моих силах. Пусть он позанимается с тобой, а когда пройдут зимние экзамены, то наверняка пара мест окажется свободна. Вот и зачислю. А пока – приходи завтра в приемную к десяти утра. Там тебя будет ждать… – она рассеянно глянула на папку перед собой – Закриан Дарк.

– Ой, а можно только не его? – вырвалось у меня помимо воли.

– Я смотрю, наглость прогрессирует быстрее чумы, – изогнув бровь произнесла директриса.

Секретарша же за моей спиной начала оседать. Обморок – это хорошо. Порою – просто замечательно. А иногда – жизненно необходимо. Вот только почему мой дурной организм так не умеет?

Секретарша лежала, старательно изображая добротный труп и не отсвечивая. Я же удостоилась вопросительного «почему?», от которого завопил благим матом норный инстинкт. Сразу захотелось спрятаться в какую-нибудь щель или яму поглубже. Прагматизм предварительно советовал обзавестись деревянным макинтошем, чтобы не тратить времени и сил зазря, когда начнут засыпать землей и вкапывать крест.

Мысли в голове решили, что самое время спастись бегством и разом покинули дурную хозяйскую голову. Я сглотнула и выдала первое, пришедшее на ум:

– Так про него в газетах писали, что он – маньяк.

Закриан Дарк на самом деле маньяком не был. Во всяком случае, когда мне исполнилось шесть лет, а ему – тринадцать, и наши матушки посчитали, что такие милые детки, как мы, просто обязаны составить идеальную пару.