Шрифт:
– Ты правда дурак, или это образ такой?
– Вроде бы девчонкам должны нравится общительные парни с превосходным чувством юмора?– провокационно вопросил Клим. – Или зануд это правило не касается?
Я лишь покачала головой:
– Как идиот ты безупречен.
– Опустим первые два слова. К чему усложнять речь? Можешь просто говорить, что я безупречен, – милостиво разрешил «напарничек».
Нет, этого зубоскала определенно переспорить было невозможно при всем желании. Он умел по-крупному мелочиться не только в словах, но даже в интонациях и запятых. Поэтому я сочла за лучшее просто промолчать.
Так и доплыли. Зато под конец убить Клима мечтали уже все пассажиры батискафа. Но энкийскому спокойствию парня можно было только позавидовать: он плевать хотел с разбега на мнение окружающих и целенаправленно продолжал раздражать меня.
Наконец, когда мы оказались на причале, я задала мучавший меня всю дорогу вопрос:
– Зачем?
– Что зачем? – невинно воззрился на меня Клим.
– Зачем ты пытаешься меня разозлить?
– Не разозлить, а планомерно довести до истерики. Ведь когда женщина в ярости, ей сами демоны лабиринта не страшны, не то что гонки на химеричных акулах.
Я споткнулась, пропустив мимо ушей окончание фразы. Зато мне с лихвой хватило и ее начала.
– Довести до истерики, говоришь?
Видимо, на моем лице отразилось что-то уж очень изуверское, потому как Клим тут же пошел на попятный:
– Хорошо, пропустим этот пункт, – и резко увильнул от объяснений: – А нам туда.
Его палец указывал в одну из обшарпанных подворотен чернорудного квартала.
– Не смотри на меня как на последнего сумасшедшего. Да, нам туда.
– Заметь, не я это сказала.
– Зато ты это подумала.
Не стала возражать против очевидных вещей и двинулась следом за «напарничком», который засунув руки в карманы, насвистывал бравурную мелодию. Мы шли по узким улочкам, счет поворотам которых я потеряла спустя полчаса.
Наконец впереди послышались звуки, что приличествуют каждой толпе: гомон, выкрики, споры и смех. Еще через пару минут мы вышли на площадь. Хотя столь громкое слово к тому пространству было изысканным комплиментом. Народу собралось здесь изрядно. Тут мундиры и дорогие пиджаки соседствовали с рваниной, элитный одеколон – с ароматами сивухи, а правили балом букмекеры. К одному из них, стоявшему на перевернутой бочке, и подошел Клим.
– Привет, Рой. Я сегодня участвую.
Тот, к кому обратился «напарничек», глянул сверху вниз, и его лицо неожиданно расцвело широкой улыбкой.
Он хлопнул в ладоши, спрыгивая с бочки, и предвкушающе потер руки.
– Значит, Разящий снова в деле? А ведь прошел слух, что у тебя напарника нынче нет, и ты не участвуешь в заплывах… Многие новички сегодня обрадовались и начали в мыслях примерять на себя твою корону чемпиона.
– Перетопчутся. Но Молот и вправду пока не при делах. Он ногу сломал. Так что у меня замена, – и Клим кивнул в мою сторону.
– И как мне ее объявить?
– Чокнутая, – тут же за меня решил этот языкатый прохвост, не дав вставить и слова.
Рой, одернув жилет и подтянув брюки, что радовали мир широкими черно–белыми полосками, вскочил на бочку и крикнул.
– В заплыве сегодня участвуют Разящий, его рулевой – Чокнутая. Ставки три к десяти, – с этими словами он широким жестом зазывалы указал на нас с Климом.
Как ни странно, по толпе прокатился одобрительный рокот, свист, а «напарничек» поднял сцепленные руки над головой в знак приветствия.
– Я смотрю, ты тут свой…
– Ну надо же бедному школяру как-то зарабатывать на жизнь, раз уж из финансовых дотаций от семейства я имею одни долги. Благо, хотя бы стипендия при мне. А вот Зак свою отдает всю до копейки в погашение долговых векселей.