Клер не считала себя ослепительной красоткой вроде Ребекки, но знала, что вполне хороша собой. И это вдвойне удручало на фоне ее полных неудач на любовном фронте. Едва ей удавалось встретить хоть сколько-то привлекательного парня, как он исчезал с ее поля зрения, стоило ему лишь узнать ее имя. Те же смельчаки, что, не смотря на это, приглашали ее на свидания, пропадали после первой же встречи в неизвестном направлении, и Клер серьезно подозревала, что здесь не обошлось без участия ее отца, чья забота порой переходила всякие разумные пределы.

Это было еще одной причиной, почему она так стремилась покинуть Новый Орлеан, где каждый знал, что она единственная дочь древнего вампира Элайджи Майклсона, связываться с которым было себе дороже. Клер в тайне надеялась, что в Мистик Фолс, где ее никто не знал, у нее будет шанс может и не встретить свою любовь, но хотя бы с кем-то подружиться.

Вздохнув, девушка отбросила грустные мысли и с улыбкой принялась укладывать вещи в огромный черный рюкзак. Джинсы, несколько рубашек, пара платьев… Этого хватит на первое время, а дальше в дело вступит платиновая кредитка, подаренная тетей Ребеккой, которую Клер еще ни разу не использовала.

Закончив со сборами, девушка вышла из комнаты.

Клер напрягла свой вампирский слух (спасибо, папа!) и услышала тихий смех матери, который доносился из маленькой гостиной в конце коридора, которую ее родители особенно часто использовали для романтических ужинов. Поняв, что момент более чем благоприятен, девушка тихо спустилась во внутренний двор и скользнула в гараж. Она бросила задумчивый взгляд на черный внедорожник, потом скользнула глазами по белому феррари — подарок Элайджи жене и, наконец, шагнула к принадлежащему ей темному мерседесу. Бросив последний взгляд на входную дверь, она улыбнулась, а потом быстро села в машину, повернула ключи в замке зажигания и выехала на улицу.

Клер первый раз уезжала из дома одна, и ей было немного не по себе. Но совсем скоро дорога увлекла ее, и девушка начала подпевать звучавшей по радио музыке, а мысли ее переключились на любимого дядю.

Год назад, когда он расстался с Камиллой, Клер поняла, что такое боль. Раньше она никогда не испытывала этого чувства и не видела как страдали другие. Ее родители буквально купались в любви друг к другу, сохраняя нежность и страсть на протяжении всех прошедших лет. Их ссоры, по большей части из-за необоснованной ревности ее отца, погасали, стоило Анне шепнуть мужу на ухо несколько слов, после которых они исчезали на весь день и появлялись только под вечер под насмешливые взгляды остальных членов семьи. Ребекка и Марсель ссорились чаще, почти всегда из-за несдержанности первородной блондинки, но их примирения были быстрыми, шумными и неминуемыми как наступление нового дня. Единственное, что расстраивало Клер, были редкие, почти неуловимые, заметные казалось только ей одной, грустные взгляды Кола на ее мать, понять смысл которых она смогла только несколько лет назад. Но даже они были выражением пусть и безответной, но все же любви. А вот о боли она узнала намного, намного позже.

Все началось с мимолетного запаха чужих духов в их доме. Деловых поездок Клауса без Камиллы. Его поздних приходов. Не проходящего запаха бурбона и сигар. Пока в один из вечеров, когда Клауса в очередной раз не было дома, Камилла, не говоря никому ни слова, не собрала свои вещи и уехала в неизвестном направлении.

Был ужасный скандал, и Клер первый раз в жизни видела свою мать в такой ярости. Она ожесточенно била Клауса по лицу ладонями, пока ее не оттащил Элайджа, на что гибрид лишь усмехнулся, так и не подняв истекающего кровью лица. Ему что-то долго и громко говорила Ребекка, но Клер не могла разобрать слов, потому, что отец увел ее в комнату. А утром, спустившись на завтрак, она увидела, что ее любимый дядя так и просидел всю ночь в кресле, сжимая в руках бутылку бурбона. Она медленно шагнула к нему, опустилась рядом, взяла за руку. А он лишь поднял окровавленное лицо, и Клер увидела его глаза. И почти возненавидела Камиллу.

Он не пытался искать ее, и Клер поначалу это сильно удивило, пока однажды она не увидела как Клаус, сидя у камина, перечитывал какой-то мятый грязный лист бумаги и глаза его подозрительно блестели. Она спросила об этом у матери, и Анна неохотно пояснила, что Камилла оставила ему записку. Но никто не знает, что в ней, кроме его самого.

Шло время. Дни сливались в недели, а недели — в месяцы, и Клер уже показалось, что ее дядя начал становиться прежним, когда он сообщил о своем отъезде в Мистик Фолс. И все, кроме нее, восприняли эту новость на удивление спокойно. Только Клер плакала у него на груди, умоляя остаться. На что Клаус лишь гладил ее по голове.

— Я обустрою наш дом, и ты приедешь ко мне в гости, ангел мой… Очень скоро…

И он уехал. А Клер еще долго не могла сдержать слез, бросая взгляды на его огромный портрет. Он не звонил ей, но от отца она знала, что у него все налаживается. Но этого, изводившейся от тоски девочке было слишком мало. И вот спустя почти год, устав ждать его приглашения, она решила, что пора нанести своему любимому дяде визит.

Клер нахмурилась и потерла переносицу. Воспоминания так увлекли ее, что она не заметила, как пробежало время в пути и что небо уже начало темнеть. Как и то, что стрелка уровня топлива пересекла красную линию и опустилась вниз. Клер испуганно замерла, вглядываясь вдаль, в надежде увидеть заправочную станцию, но ее окружал лишь мрачный лес. Судорожно вздохнув, она сильнее нажала на педаль газа, но не прошло и десяти минут, как она почувствовала, что мотор снижает обороты, а ход машины замедлился, пока она вовсе не остановилась.

Клер мрачно чертыхнулась, ударила тонкими руками по рулю, а потом вышла из машины, пытаясь вглядеться в темную дорогу, в надежде на попутный автомобиль.

Но на дороге было абсолютно пусто, и Клер уже начала терять терпение, когда, наконец, увидела вдалеке огни фар. Девушка радостно улыбнулась, шагнула на дорогу, размахивая руками, и очень скоро перед ней остановился темный шевроле.

Она подбежала к водительской двери, видя, как опускается стекло, и на ее лице уже была самая милая улыбка, на которую девушка только была способна. Но стоило ей увидеть сидящего за рулем, как слова застыли на ее онемевших губах.