Дождавшись, когда Смирнов стал прихлёбывать из стакана чай, спросил.

— Коган сказал, что вы с кем-то договорились о моей парадной форме для Кремля. На награждение. А то у меня ничего нет. Может можно как-нибудь в полк съездить. Товарищи, надеюсь, помогут.

— Не нужно. Сошьют тебе новую форму в Центральном ателье НКО. Оплатишь только работу. Тебе, как раз, жалование и за сбитый бомбер с полка деньги привезли. Получишь в кассе госпиталя. Они уже там. Мой совет: не пожадничай, и закажи себе, раз уж попал в генеральское ателье, зимние хромачи. Такие… с вкладными чулками из лисьих чрев.

— Из чего? — не понял я.

— Из лисьих брюшек, — пояснил комиссар. — Мех короткий на них, но густой и тёплый. Тебе — летуну, и в воздухе в них не холодно будет.

С новым госпитальным особистом я встретился в тот день еще один раз в столовой на ужине. Он подсел за столик, за которым харчился я в одиночестве.

— Не помешаю, — пропищал.

Я напрягся внутренне, но не возразил — место-то мной не куплено.

— Садитесь. Приятного аппетита. Нас тут кормят хоть и бедно, но вкусно.

— Что поделать, — ответил он мне тоном доброго дядюшки. — С того момента как отогнали от Москвы фашиста на сто пятьдесят километров, все фронтовые надбавки сняли не только с пищевого довольствия но и с денежного. Таковы правила. Москва больше не прифронтовой город.

Протерев общепитовскую алюминиевую ложку чистым носовым платком он, понизив голос, сказал.

— Извиняюсь, что не в официальной обстановке, товарищ Фрейдсон, но чувствую, что в здешнем, теперь уже моём, кабинете будет хуже.

Я сильнее напрягся. Вот не было печали…

А Амноэль продолжил.

— Должен перед вами извиниться от лица всего Управления Особыми отделами НКВД за действия моего предшественника. Надеюсь, что вы как советский человек не распространяете действия одного отщепенца на всю структуру особых отделов в армии.

— Спасибо. Извинения приняты, — ответил я, проглотив торопливо пшёнку, которую перед этим запихал в рот, стараясь как можно быстрее закончить ужин в такой компании.

— Я рад, что вы все прекрасно понимаете. А от себя я поздравляю вас с приемом в члены партии. И само собой с высшей правительственной наградой.

Я поблагодарил его по второму кругу. Блин горелый, он что, в друзья ко мне набивается? Вроде как я по возрасту не подхожу — он почти в два раза старше меня. Глаза впалые, под глазами набухшие мешочки. Морщинистый весь, усы пегие, залысины при сохранившейся остальной шевелюре. Гимнастерка богатая — шевиотовая. Подворотничок белоснежный, хотя и фабричный, но точно по размеру. Никаких значков и наград. То ли нет, то ли не носит принципиально. Ногти коротко обрезаны.

Я постарался быстрее закончить ужин и откланяться. Если я с ним вместе ужинать буду, то народ со мной начнет лозунгами разговаривать. Оно мне надо?

Даже курить ушел в туалет второго этажа. Но перекурить не удалось. В зажигалке кончился бензин.

В палате госпитальный старшина одаривал ранбольных табачным довольствием. Всем, даже майору, которому был положен ''Казбек'' выдали ''Беломорканал''. По пятнадцать пачек из расчета на весь январь месяц.

— Все. Фронтовая норма кончилась, — пояснил он нам. — Хорошо хоть ''Беломор'' удалось у интендантов выбить на средний и старший комсостав. Даже полковому комиссару ''Казбека'' не досталось. Чую погоним дальше немца, будут нам махорку выдавать. Выздоравливайте быстрее, товарищи командиры.

Дал нам расписаться в ведомости. Подхватил сидор с табаком на раздачу и пошел в другие палаты.

Ладно, у меня тумбочка и так куревом забита. Самым разным. Элитные папиросы, правда, закончились. А ''Беломорканал'' местный мне на вкус нравился. Не то, что ''нордовские'' гвоздики.

Айрапетян вынул из тумбочки пачку ''Казбека'' оставшуюся у него от прошлых выдач.

— Налетайте, товарищи, пока еще есть.

Мамлей, показав нам свои культи, заявил.

— Я бросил курить. Не хочу быть зависимым от других в такой мелочи. Стыдно.

— Ты тогда своими папиросами девочек поощри, что за тобой ухаживают, — посоветовал Раков. — Сам же без них даже писюн в утку заправить не можешь.

— Так они же не курят, — пожал плечами сапёр.

— На конфеты сменяют, — поддержал Ракова Данилкин. — Все жизнь им послаще будет. Разбирайте, братва, костыли, пошли в сортир курить.

— Подожди. Я только зажигалку заправлю, — посмотрел я на на просвет потолочной лампочки пузырек с бензином. Мало его осталось.

— Кончается, — посетовал я, заправляя зажигалку. — Надо было у однополчан заказать грамулечку авиационного. Не догадался.