Шрифт:
«Пожалуй, это может сработать».
Из-за закрытой двери раздался громкий, детский плач, переходящий в рев. Акин резко оттолкнул Анастасию в сторону, так, что та едва не ударилась о стену.
Вышел рикут из комнаты уже с орущим одеяльцем.
— Взять её, — скомандовал он, отвернувшись.
Анастасия побледнела.
— Вы не имеете права! — крикнула она. — Я напишу жалобу своему начальству!
— Да хоть презису* Тиуру, — рассеянно сказал один из взявших её под локоть. — Руки назад! — Невидимые наручники стянули женские запястья в плотные кольца.
Они вышли под начавшую наливаться круглобокую луну разрозненным строем: двое, по бокам от арестованной — в середине, Акин впереди, еще один рикут позади всех.
Анастасия впервые в жизни почувствовала, как страх запускает в её сердце тяжелые щупальца.
Три допроса, один за другим, вел сам Акин. Он говорил подчеркнуто спокойно, зная наверняка, что такой тон больше всего вселяет неуверенность в заключенного.
— Я вам уже говорила, — устало отвечала Анастасия, — что нашла ребенка у себя на крыльце.
— Почему вы оказали сопротивление при попытке досмотра вашего дома?
— Сама не знаю, что на меня нашло, — дернула плечом медсестра. Она все еще надеялась, что заслуги по работе перевесят нынешний проступок. — Когда я смогу поговорить с начальницей?
— Вы не имеете права ни с кем разговаривать, пока не пройдет суд, — монотонно отвечал Акин. — Почему вы сразу не сообщили о находке?
— Когда вы выпустите меня отсюда? — Может, хоть это как-то подействует на этого тупоголового служаку?
О нет, он далеко не глуп — ловит каждое её слово, надеясь на то, что она ошибется, свернет со своих предыдущих показаний.
…На четвертый день Акин буквально ворвался в камеру. Внешне он был спокоен, но пальцы возбужденно подрагивали — словно рикут только что получил известие о присвоении новой черной планки.
— Ваше дело переводится в Атриум. Собирайтесь.
— Что значит в Атриум? — Анастасия потрясенно уставилась на него. — Атриум разбирает только те дела, которые связаны напрямую с антарами!
Акин не сдержался.
— Ребенок, которого вы скрывали у себя, оказался антаром, — его лицо теперь излучало самодовольство. — Собирайтесь.
Белый свет едва просачивался откуда-то сверху, от собранного в форме купола потолка. В помещении было прохладно и темно, однако Анастасия хорошо видела со своего места лица судей.
Пять одинаковых масок с прорезями для глаз и рта. Антары. По ним нечего сказать: маска не способна испытывать эмоции.
Пять человеческих лиц, и все разные. Но выражение на них одно — бесстрастно-презрительное. Казалось, они осуждают глупость арестантки.
Медсестра сильно похудела со дня своего заключения, и теперь белый халат — рабочая форма, которую заставили надеть по случаю заседания — висел мешком. Кормили здесь неважно, а со дня ареста прошло уже больше двух недель.
Всё это время её допрашивали по несколько раз в день — рикуты самого разного чина, от трех черных полосок до двух белых планок. Больше всего Анастасия боялась увидеть среди черно-белых униформ стражей. Сестра сама однажды видела человека, над которым они поработали — зрелище не для слабонервных.
— Вы обвиняетесь в нарушении служебного медицинского устава, — чеканил слова судья Ардес. — Согласно Договору, медицинским работникам воспрещается заключать брак, иметь детей, в том числе и брать над ними опекунство.
Очевидно, что, не сообщив сразу о найденном ребенке, а также попытавшись оказать сопротивление при его обнаружении, вы решили оставить младенца себе. Очевидно также и то, что несмотря на профессиональное образование, вы не поняли сразу, что ребенок является новообращенным антаром, иначе страх побудил бы вас немедленно подать сигнал.
Таким образом, за недонесение важной информации и за нарушение служебного устава, вам грозит десять лет тюремного заключения.
«Десять лет. Целых десять лет», — женщина смотрела на выщербленную столешницу, на которую ей разрешили положить руки. Щербины складывались в странный узор в виде серой маски.
— Кроме того, рикуты провели проверку вашего рабочего места и обнаружили недостаток шестисот миллилитров крови. Чем вы можете это объяснить?
Сказанное судьей пригвоздило Анастасию к деревянному стулу. Внутри все похолодело.