Он задумался.

В нескольких часах ходьбы отсюда лежит перекресток, одна из линий которого тянется к деревне под названием Фурта, а оттуда почти сразу же втекает в Юргу — небольшое поселение, которое и городом-то назвать язык не повернется. Но у Юрги есть одно неоспоримое преимущество — Рист точно помнил, что в ней находится не меньше двух аптечных заведений.

Если поторопиться — страж будет там уже вечером.

Свежий воздух после дождя приятно холодил, пока Рист был в перелеске. Но как только он вышел на прямую дорогу, поднялся сильный ветер, разбудивший в нем непреодолимое желание горячего чая и теплой крыши над головой.

Несмотря на холод, грязь под ногами упорно не желала замерзать, и на перекрестке порядком выдохшийся страж приостановился отдохнуть. Унылая распутица уходила вдаль расквашенной колеей.

На вязкой глине отчетливо проступали следы — кто-то совсем недавно проехал здесь на телеге, причем, если судить по отпечатку, одно из колес было сильно расхлябано. Рист не удивился — жители Фурты часто ездили в Юргу по своим делам, а иногда забирались и совсем далеко, вплоть до подступов к Приграничью.

В запах сырости вплетались вонь конского навоза, горечь полыни, росшей на бездорожье, и едва ощутимый, но очень знакомый аромат. Прежде чем страж успел вдохнуть и растворить его в собственных ощущениях, память вздрогнула и инстинктивно выдала ответ.

Грета.

Не далее как час назад, на этом самом месте, стояла дочь его самого близкого друга — Тиура.

Или… проезжала?

Рист нагнулся, дотронулся до следа, вдохнул запахи, которые все вместе образовывали жуткую мешанину.

И почуял, нет — увидел.

Старая, заезженная телега — скрипучее дерево, которое ни с чем не перепутаешь. Две измученные слякотью и непогодой кобылы — тяжелый дух лошадиного пота.

Удушливый смрад того, кто правил повозкой.

Почти рядом — незнакомый запах злобы и ненависти, желания крушить и убивать. Женщина — не слишком молодая, но и не старая.

И — испуг, смятение, боль. Грета.

Рист в ярости отшвырнул ногой подвернувшийся кривой сук, наполовину утопленный в глинистом киселе.

Почему, почему именно сейчас?!

Следы вели в Фурту. Об этой деревне страж был немало наслышан. Лет десять-пятнадцать назад через нее можно было проезжать без затруднений. Но потом вдруг что-то неуловимо изменилось — и путники перестали заглядывать сюда без особой нужды. Да и сам он не стал бы забредать в Фурту в одиночку. Гиблое место, притон для ворья разного рода. А жулье, как известно, если держится вместе, может дать довольно серьезный отпор.

Впрочем, с виду жители были весьма законопослушны — по крайней мере, дуцент от них поступал регулярно, и детей они записывали в городе через месяц после рождения, как и полагалось, и брачный возраст соблюдали, рожая не раньше, чем через семь лет. Потому их особо не трогали ни рикуты, ни стражи.

Правда, был здесь один случай — лет так восемь тому назад в этих краях пропал молодой антар. Тогда деревню перевернули с ног на голову — стражи обнаружили след, ведущий прямиком в местную таверну. Но, как ни бились, никого не нашли.

Разум подсказывал Ристу, что идти в место, кишащее возможными неприятностями, в его состоянии — весьма рискованная глупость.

Но и Грету он оставить не мог. Следовало убедиться, что антар, по меньшей мере, жива.

Дорога обвивала деревню с одной стороны, и уходила дальше на северо-восток — в Юргу. С другого бока Фурта была погружена в хвойный лес, где под тенистыми широкими лапами старых елей ютились чахлые пихтовые деревца.

Он свернул в ельник — идти по открытому полю казалось слишком плохой идеей. Самым сложным оказалось держать след на большом расстоянии. Если бы не сильный испуг девушки, Рист потерял бы его в самом начале.

Терпкость соленых слез каждые несколько минут обрывалась, словно тонкая ниточка. Напротив таверны она задержалась, но ненадолго, а затем повернула на окраину. Здесь страж смог вздохнуть с облегчением — идти украдкой стало намного легче, когда дома растворились в пасмурной хмари позади.

След повис в воздухе, тонко задрожав, и оборвался. Там, где оканчивались деревянные избы, начиналось длинное ржаное поле, местами уже убранное. Черные проплешины чередовались с поникшими бледными колосьями. На другом конце высилось несколько строений — одно высоко над землей, на сваях, и еще пара небольших, прохудившихся — конюшня да развалюха, непригодная для жизни — обычный деревенский сарай.

Рист втянул причудливо скрестившиеся запахи и оглянулся по сторонам. Если не считать стайку воробьев, перескакивавших с места на место, вокруг не было ни души.