В ответной речи Аманулла-хан заявил, что «политический акт наших государств, первыми признавших друг друга, вполне соответствовал интересам обеих стран и достигнутые за это время результаты вполне соответствуют той искренности, которая была положена в основу этих отношений» [81]. Прием прошел сдержанно, примерно в половине двенадцатого падишах поднялся, за ним разъехались и остальные гости. Так завершился первый день первого в истории СССР визита руководителя зарубежного государства.

Утром 4 мая падишах с семьей и свитой осмотрел Оружейную палату, посетил школу ВЦИК. На плацу ему показали кавалерийские учения, затем «продефилировали» два гусеничных трактора, которые были подарены падишаху правительством СССР.

В 16 часов падишах пил чай в Доме крестьянина, где ему и королеве были подарены кустарные изделия.

После обеда состоялся раут, на который был приглашен весь дипкорпус (форма одежды – фрак). Начальники миссий представляли падишаху и его супруге свой персонал. «Наших» дам королеве представляла Коллонтай [82]. После небольшого концертного отделения джаз-банд заиграл фокстрот. Однако танцевать никто не решался, и, чтобы «спасти» танцевальную часть приема, Флоринскому пришлось открыть бал с одной из присутствующих дам (мадам Эрбетт). Около 24 часов падишах с семьей покинул вечер, но многие его министры и большинство гостей были до 2 часов ночи.

5 мая, осмотрев Трехгорную мануфактуру, падишах со свитой отправился в Дом Красной армии, где был встречен К.Е. Ворошиловым, вскоре прибыла в сопровождении А.М. Коллонтай и В.В. Карахан королева с принцессами. На завтраке с участием высшего военного командования СССР Ворошилов произнес речь, в которой заклеймил английский империализм. Затем состоялся осмотр дома и стрельба в тире, в завершение визита падишаху поднесли ценную саблю, а королеве – винтовку. Вечером после обеда в афганской миссии состоялся раут, на который приглашены с женами начальники иностранных миссий, советники, первые секретари и военные агенты. Гости разъехались примерно в 12 часов.

Следующий день визита не обошелся без скандала. После посещения падишахом аэродрома, где его встречали Ворошилов, Енукидзе, Карахан, представители военного ведомства, падишах с семьей и свитой отправился на ипподром, трибуны которого были украшены советскими и афганскими флагами. В центральной ложе с падишахом и его семьей находились Калинин, Енукидзе, Карахан, дипкорпус присутствовал в полном составе на ипподроме. Состоялся розыгрыш приза Независимого Афганистана (падишах лично передал подарки наезднику и конюху), а вечером на торжественном спектакле в ГАБТе произошли отдельные протокольные «неприятности». Началось все с протеста некоторых инкоров, недовольных своими местами в ложах второго яруса. Инкорам пришлось объяснять, что ложи бэльэтажа предназначены для дипкорпуса и нельзя сажать инкоров перед дипломатами. Но поведение инкоров не шло ни в какое сравнение с поведением супруги т. Луначарского, которую еще до начала спектакля и приезда афганцев Калинину пришлось буквально выставить из центральной ложи. Но это не помещало ей снова «влезть» в ложу после первого антракта, под предлогом, что ее пригласила афганская принцесса. Луначарскому указали на бесцеремонное поведение его жены и предупредили, что больше она не будет никуда приглашаться. В ответ на это Луначарский заявил, что отказывается от поездки в Ленинград. К сожалению, данное происшествие в этот вечер не было последним. Далее падишах поставил протокольную службу в трудное положение, заявив, что желает обедать в театре, но в ГАБТе не было кухни, привезти с Софийской набережной обед и разогреть его в Большой Московской гостинице было трудно. В результате было решено не отменять чайный прием в первом антракте в Бетховенском зале, на который приглашены главы миссий, а обед сервировать во втором антракте [83].

Последний инцидент в этот вечер был связан с послом Франции Ж. Эрбеттом, который после спектакля во время разъезда «в резких выражениях» заявил, что «ему нет житья от ГПУ и что его не пускают в центральные фойе» (там еще находились падишах и часовые) [84].

Несмотря на все происшествия этого вечера, спектакль прошел блестяще. Последние три дня пребывания Амануллы-хана в Москве строились по тому же плану, что и предыдущие, – посещение военных и гражданских объектов, вечером – прием или встреча в узком кругу.

Так, 7 мая падишах посетил Оружейный завод имени Калинина (на обратном пути падишах сам управлял автомобилем), около 12 часов – МГУ, где его принимал Луначарский, вечером состоялась встреча «в узком кругу» у Калинина, с которым у Амануллы-хана, по словам Флоринского, установились, как и с Ворошиловым, «дружеские простые отношения» [85].

8 мая утром падишах посетил авиазавод, а днем, отказавшись от визита в Наркомздрав, предпочел заняться делами. Королева с принцессами в сопровождении Коллонтай посетила Музей социальной гигиены и ясли. Супруга падишаха почти никогда не сопровождала своего мужа на осмотры предприятий, предпочитая оставаться в резиденции или совершать поездки по городу в сопровождении наших «дам», которые ежедневно ее навещали и с которыми у нее установились добрые отношения (принцессы совершали самостоятельные прогулки) [86].

Во время прогулок королева и принцесса отобрали для себя меха, которые были им подарены (этим вопросом занималась Коллонтай). Кроме этого, они сами купили некоторые меха и драгоценности, добросовестно за все заплатив. Таким образом, опасения, возникшие на основании сообщений французской прессы, оказались напрасными. Утром этого же дня министр двора пригласил Флоринского для вручения подарков Калинину, Чичерину, Карахану, Коллонтай, Старк и четверым прикомандированным с советской стороны к падишаху. Подарили серебряные вещи «дурной дешевой, видимо, немецкой работы <…>, только т. Калинину была подарена ваза сортом получше <…>. Помимо этого, было подарено по ящику с коллекцией афганских монет. У всех нас возникло подозрение, что министр двора спекульнул и заработал на наших подарках. Больно уж они оказались неказистыми. Якуб-хан передал также 3 больших портрета падишаха – для тт. Калинина, Чичерина и Ворошилова», – вспомнил Флоринский [87]. Днем падишах принял мусульманскую делегацию, а вечером состоялся банкет Афганской колонии в честь падишаха, который отличался исключительной роскошью (убранство лестницы, засыпанной цветами, обошлось около 3 тысяч рублей).

Утром 9 мая падишах посетил Военную академию, потом он присутствовал на маневрах за городом [88]. Вечером делегация выехала в Ленинград, проводы не отличались такой пышностью, как встреча. На Октябрьском вокзале был выстроен «небольшой почетный караул при знамени и оркестре», падишаха провожали Калинин, Енукидзе и Чичерин. В Ленинград Амануллу-хана сопровождали Карахан с женой, Коллонтай и другие прикомандированные.

Представляют интерес «замечания» Флоринского о пребывании падишаха и его свиты в Москве, в которых он анализирует не только протокольную составляющую визита, но и дает весьма емкие, образные характеристики его участникам, включая самого падишаха. По мнению Флоринского, торжественная часть московской программы проведена удачно, в соответствии с директивой комиссии ЦИКА, что «прием должен быть простой, но сердечный и что одним из основных элементов его должно быть деловое ознакомление с нашим строительством» [89]. Флоринский считал, что программа не была перегружена «ни излишней официалыциной, ни кичливым выявлением своего превосходства, как это имело место в некоторых других странах» [90]. Под «другими странами» автор, вероятно, в первую очередь имел в виду Англию. Что касается манер и стиля поведения самого падишаха, то Флоринский отмечает его достоинство и удивительную простоту не только в общении, но и в одежде. Во время всего путешествия по СССР он ни разу не надел «свои торжественные наряды, заготовленные для эпатирования других столиц» [91]. Своими манерами и обращением с окружающими Аманулла-хан разрушил те стереотипы, которые насаждались в СССР в отношении образа восточного монарха. «Это культурный, энергичный человек, обладающий живым умом, практик, который борется с обременяющими его предрассудками и пережитками, который ценит живое дело и которому не нужны лесть и угодничество приближенных» [92]. Поэтому падишах не любил официальные приемы, которые стремился по возможности сокращать. Флоринский в своей характеристике Амануллы-хана подчеркивает те черты характера падишаха, которые особенно важны для протоколиста: «<…> он весьма пунктуален, тверд в своих решениях и не терпит внесения каких-либо изменений в согласованную с ним программу» [93]. Мнение Флоринского о падишахе во многом совпадает с характеристикой, данной ему Коллонтай. В своем дневнике А.М. Коллонтай пишет о падишахе: «<…> яркий, волевой и сильный человек. Но борьба ему предстоит большая. Королева, или шахиня, как ее называют, – красивая женщина, именно «женщина», но и «королева». Держит себя с гордым достоинством и любезна в меру <…>. Аманулла не пьет вина, он хочет быть «сильным и здоровым физически», чтобы выполнить свою «большую задачу» <…>. Аманулла и красив, и некрасив. Все зависит от выражения его лица, когда он говорит о своих задачах, о своей стране, он загорается и хорошеет» [94].