Ощупью вылез старшина из ямы на небольшую площадку овина, крытого тоненькими, уже на половину сгнившими досками, между которыми в щели пробивался свет. Семен Иванович и рассыльный последовали за ним и уселись там.

В это время дождь перестал, но сквозь решётчатую крышу всё-таки просачивались оставшиеся на ней капли и беспокоили исправника, падая на его плечи, отчего он поминутно отряхивался. Молча сидели они под этой крышей; Семён Иванович даже не осмеливался закурить папироску; он чувствовал себя как-то неловко; в голове его роились мысли, что если Чуркин узнает об их здесь присутствии, то дело будет табак. Точно также трусил и старшина, только один Деревянко был спокоен и от утомления клевал носом, сон одолевал его. В таком положении им пришлось просидеть около двух часов, пока не проглянула на востоке утренняя зорька.

Начало рассветать. Небо очистилось от туч, в лесу послышалось чириканье птичек, запели и петухи в деревне. Когда совершенно рассвело, исправник не вытерпел и закурил папироску.

– Ваше высокоблагородие, дымок-то, пожалуй, пойдёт сквозь крышу, могут и заметить его, тихонько произнёс старшина.

– Ну, теперь ещё все спят, кому заметить? – ответил Семён Иваныч, поглядывая в щель крыши, почти сравнявшейся с землёй.

– Оно так, всё-таки, надо быть нам поосторожнее.

Исправник взглянул на часы, – было половина четвертого.

Глаза засевших в овине людей были устремлены в щели крыши, на дорогу, идущую из деревни Ляховой, которая вилась лентой по задворкам, но никого на ней не показывалось. Проснулась деревня, задымились печные трубы, на улице появились бабы с коромыслами и потянулись к речке за водой.

В одном из концов деревни послышался рожок пастуха, скот выгнали в поле, и деревня снова утихла.

Время все шло. Исправник горел нетерпением, в ожидании появления Чуркина, курил папиросы и по временам перекидывался замечаниями с волостным старшиною. Из задних ворот дома Чуркина вышла какая-то старушка и направила шаги свои к овину. Её заметил Деревянко и, толкнув локтем старшину, сказал ему на ухо:

– Баба к нам идет!

Исправник переглянулся с старшиною, у обоих застучало сердце.

– Шабаш, всё потеряно, – шепнул исправник.

Старшина покачал головой; но испуг был напрасный, – старушка миновала овин и пошла в поле, постояла недолго за овином, поглядела в сторону деревни Ляховой и возвратилась в дом.

– Ну, слава Богу, ушла, – сказал старшина.

– Надо ждать, Чуркин непременно явится: это, кажись, мать его выходила, значит, дожидается.

Старшина согласился с мнением Семена Ивановича. Деревянко вынул из кармана свой револьвер, осмотрел его и снова спрятал.

Настал полдень; деревенские женщины, в сопровождении своих ребятишек, с песнями отправились из селения к речке, у которой отдыхало стадо; у каждой из них имелось в руках ведро для молока. Затем они возвратились обратно в деревню и разошлись по домам, а засада все ещё находилась в овине, поджидая Василия Чуркина. По дороге из деревни Ляховой показались два человека; они шли медленной поступью и, изредка останавливаясь, о чем-то вели между собою разговор. Появление их не ускользнуло от внимания исправника; он обратился к старшине и сказал:

– Видишь, идут, не Чуркин ли это с кем-нибудь из своей шайки?

– Нет, это, должно быть, здешние мужички, – Чуркин так не пойдёт, – ответил тот.

Деревянко, на всякий случай, приготовил револьвер и держал его в руке. В лесу послышался выстрел.

– Что это такое значит? – спросил исправник у старшины.

– Охотник, знать, какой-нибудь выпалил, – сказал старшина.

– А я думаю, не наши ли это сражаются с разбойником?

– Зачем они туда пойдут? Небось, в овине сидят.

Два человека подошли по дороге к деревне; догадки старшины оправдались: это были крестьяне из деревни Барской и оба под хмельком. Вот они миновали овин, повернули в переулок и скрылись в деревне.

– Нет, знать, Чуркина мы тут не дождёмся: пронюхал как-нибудь об облаве, вот и нейдёт, – сказал Семён Иваныч.

– Надо подождать, долго сидели, а часик-другой куда ни шло, – заметил старшина.

– Скоро два часа, – взглянув на свои часы, проговорил исправник.

Старшина молчал. Прошёл и ещё час, а разбойника все не было. Только в половине четвертого, увидали они идущего скорой походкой от деревни Ляховой высокого человека, в длинном халате желтого сукна; он шёл, как волк, оглядываясь по сторонам.

– Вот это идёт Чуркин, – пристально вглядываясь вдаль, скороговоркой произнёс старшина.

У исправника при этих словах по телу пробежали мурашки, на лбу выступил холодный дот; Деревенко же был невозмутим. Все притаили дыхание.

Человек этот был действительно разбойник Чуркин. Он быстро подошёл к задним воротам, отворил калитку и скрылся на дворе. Исправник вполне убедился, что это был разбойник и совершенно притом растерялся.

Старшина посоветовал ему подождать нисколько минут, оправиться и затем приступить к делу.