Подошли Шило и Короткий.

Короткий снизу отчитался.

– Мы тут прикинули, если такой танк стоит семьсят чёрных... Ну, в общем за всё около двухсот чёрных. Два пулемёта с танка и все сорок две американки я отдельно продаю, ещё за полсотни. Всего нормальная цена - двести пятьдесят. Но никто такой цены естественно не даст. Но Китаец, - Короткий кивнул на стоящего в сторонке бородатого мужика, - предлагает сто пятьдесят за всё. Рассчитается прямо сейчас.

Бабка со значением покачала головой и повторила.

– Это как же выгодно Скорого в плен сдавать! Ты слышал, Скорый?

– Отдавайте за полтораста. Как пришли, так и ушли. У нас времени торговаться нет.

– Да, правильно, - подтвердила Бабка, - нам ехать надо.

Короткий посадил в багги Китайца, здоровенного как шкаф мужичину, с типично русской физиономией, и уехал торговать, а Шило остался.

Он ткнул пальцем в Ванессу.

– А это что за баба?

– Это моя пленная. На внешников работала.

Шило криво заухмылялся.

– И ты её... ха-ха... значит... таво.

Мария взбеленилась.

– Ничего он её не "таво"! Шило, вот что ты такой пошляк? А?

Шило насупился. Обиделся.

– Ладно. Я пойду шмутьё в кучу стаскаю.

Ушёл.

Когда вернулся Короткий с оплатой, а Шило перетаскал всю одежду, подлежащую проверке на шарики, все загрузились в багги и тронулись через Заозёрный, к воротам на противоположном конце города.

Ванесса устроилась на Пашкином месте, а он сел на инструментальный ящик.

Дугин спросил Бабку.

– До темноты успеем доехать.

– Должны.

Ванесса пояснила.

– Тут меньше двух часов ходу на таком аппарате.

Пашка понятливо покивал.

Когда слева, километрах в двух, показались стены Комаровки, небо запасмурело. Потянуло прохладой и низкие серые тучи закрыли солнце.

– Может пронесёт, с дождём-то, - сказала Бабка.

Но не пронесло. Справа показалось небольшое озерцо, когда начало накрапывать.

Шило выскочил из остановившейся машины, подбежал к корме. Скомандовал Скорому.

– Ноги подыми.

Из-под съёмного полика он вытащил здоровенный рулон брезента защитного цвета.

– Помогай, Скорый.

Вдвоём они развернули ткань, натягивая её на крышу багги и застёгивая внизу на ременные застёжки. Вместо лобовых окон, красовались прозрачные вставки из поликарбоната.

Только закончили - ливануло. Дождь шумел по брезентовой крыше так, что ткань ходила ходуном. Бабка остановила машину.

– Ничерта не вижу. Надо возвращаться. Всё равно не успеем до темноты.

В присутствии Ванессы Бабка постоянно была напряжена и разговаривала с подчеркнутой серьёзностью и формальностью.

– Подождём, когда стихнет и вернёмся в Комаровку.

Скорый предложил.

– А давайте-ка поговорим.

Все посмотрели на него с удивлением.

– Бабка, тебе нечего нам всем сказать?

Бабка посмотрела на него спокойно.

– Если я чего-то не говорю, значит, это моё личное дело.

– Даже если "твоё личное дело" угрожает жизни всем членам бригады?

Короткий и Шило напряглись. Беда ничего не понимала. А Ванессе на всё было, кажется, наплевать.

Бабка помолчала, вздохнула .

– Ты про карту?... Такая информация опасна. Поэтому я про неё и молчу.

– Какая карта?
– Настороженно поинтересовался Короткий.

– Я её у одного паренька купила. Ну не совсем честно купила... Он мне под моим Даром эту карту за пятьдесят чёрных продал.

– А на самом деле она сколько стоит?
– Поинтересовался Шило.

– Не знаю. Может быть даже белой жемчужины.

Пашка смотрел на Ванессу.

– А что вы на меня смотрите?

– Как вы думаете - сколько?

– В каких единицах?

– Ну, в тех же "белых".

– От трёх до пяти.

Все оторопели. Сидели с открытыми ртами.

Короткий сказал.

– Ничего не понимаю... А почему ты молчала? Весь Улей знает о том, что у тебя есть такая карта, одни мы не в курсе.

– Я же говорю, это опасная информация. Если информация всплыла и у внешников, и у муров, и в Сосновце, значит Аспирант за неё поплатился. Его убили?
– Спросила она у Мазур.