Шрифт:
С тяжелым сердцем я вернулся на службу. Утром следующего дня заступил на вахту. Мама приготовила для ребят вафельный торт и всякие коржики. Я припрятал бутылку водки и литровую банку салата оливье для солдат. Бутылку коньяка вручил лейтенанту Точильному.
Прошло недели три. Снежку поднасыпало. Зона грязной шлюхой разлеглась на белоснежной постели поля. До ближайшего жилья километра полтора. Я стоял на вышке. Одиннадцать вечера. Морозно. Мне в овчинном теплом полушубке тепло. Оставалось час до смены караула, как вдруг услышал свое имя. Подумал, что показалось. Слышу опять:
– Э-э-эдик!
Явно Ирин голос. Повернулся на звук - и впрямь Ира. Стоит по щиколотки в снегу за вторым рядом колючей проволоки и машет мне рукой.
– Ира-а, - крикнул ей, - что случилось, почему ты здесь так по-оздно?!
– Мама выгнала из дому!
– Ка-ак выгнала?
– Про-осто выгнала!
Я оцепенел. "Что же могло такое произойти, чтобы мама на ночь глядя выгнала Иру? Что же мне делать? Ведь в моей ситуации я ничем не могу помочь!"
– Ира-а!
– Что-о?
– Я через час освобожусь!
– Хорошо-о, я подожду-у!
Где же она будет ждать, в такой холод, в своем маленьком пальтишке?
– Ира-а!
– Что-о?
– Пойди к нам в казарму. Я думаю, что лейтенант пустит тебя. Там подожде-ешь!
– Хорошо-о!
Лейтенант Точильный пустил ее в красный уголок. Там было тепло.
Через час меня сменили.
– Я так понимаю, у вас там дома не все в порядке, - с сочувствием, понимающе произнес лейтенант.
– Можешь здесь поговорить с женой.
– Спасибо большое, товарищ лейтенант!
Лейтенант вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Солдаты спали.
Ира рассказала мне о том, что она пришла с занятий и решила принять ванну. Ванной комнаты как таковой у нас не было. В проходной комнатке, где стоял наш с Ирой диван, года три тому поставили ванну и газовую колонку, которая пыхтела, как паровозная топка. Загородили ванну фанерной складывающейся дверью. Ира налила воду, легла, расслабилась и... уснула, забыв закрутить кран. Родители смотрели у себя телевизор. Мама увидела, как из-под двери в ее комнату течет вода, стала стучать Ире в перегородку. Ира со сна не поняла, что происходит, и вместо того, чтобы попытаться успокоить мать, стала огрызаться. Кончилось это тем, что мама сказала eй: "Пошла вон!" Ира ушла, сильно хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
– Я же не хотела этого... так получилось, - всхлипывала она у меня на груди.
– Конечно, ты не хотела, - гладил я ее успокаивая, - просто тебе не надо было спорить.
– Но она так кричала, как будто начался всемирный потоп.
Я заглянул ей в глаза и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, и мы рассмеялись.
– Встречалась ли ты с Драником?
– Да... Мы виделись пару раз... Смотрели одну комнату... Пока ничего.
– Что делать будем?
– Не знаю, - пискнула у меня на груди согревшаяся мышка.
– Ты должна вернуться домой и извиниться.
Ира молчала, притих и я. В дверь тихонько постучали, и вошел лейтенант.
– Я тут вот что подумал. У тебя есть еще пару часов, и если вы хотите побыть вдвоем, есть такая возможность.
Мы во все глаза смотрели на него.
– В общем, так, - обращаясь ко мне, переминаясь с ноги на ногу, - ты видел там недалеко от забора сарайчик? Так это свинарник. При нем находится рядовой Степан. Дашь ему пачку сигарет, и он уйдет на час-полтора. Условия не из лучших, но...
– Да, конечно, спасибо вам большое!
– оживленно поблагодарил я.
– Пойдем?
– посмотрел на Иру.
Она молча кивнула.
– Скажешь Степану, что я разрешил.
– Спасибо, товарищ лейтенант.
– Ладно, идите.
Мы быстро вышли.
– Классный у нас лейтенант, правда?
– Да.
Сарайчик был разделен небольшими перегородками на три части. В одной должны были быть мама свинья с поросятами, в другой хрюкал басом огромного размера папа пацюк (хряк). Жены его и детей не было - их на праздники съело полковое начальство. Третья часть сарайчика была для Степана. Степан был рад пачке сигарет, сказал только, чтоб я свистнул, когда буду уходить.
В сарайчике было тепло. В углу топилась маленькая "буржуйка". На нарах лежало несколько старых бушлатов, поверх я положил свою овчину. Нам было хорошо и совсем не холодно. Свинтус время от времени своими глазками-угольками бесстыже посматривал на нас - по-моему, он хитро улыбался.
Через полтора часа я свистнул Степану. Проводив Иру до дороги, я долго смотрел ей вслед. Она обещала извиниться перед мамой. Была поздняя звездная зимняя ночь. Ей еще идти почти два километра до троллейбуса и минут тридцать ехать. Все - скрылась за поворотом. Мне заступать на вышку.