Шрифт:
Генерал Драгомиров просит у генерала Радецкого разрешения отправиться на тот берег.
Генерал разрешил. Это было в конце второго рейса, в четвёртом часу утра.
В лодку сели М.И. Драгомиров, Скобелев 2-й, штаб начальника дивизии и прибывшие от главнокомандующего адъютанты.
Едва отчалили, как лодку стали осыпать пулями со всех сторон, то в воду, то в борт лодки, а в лодку не попадает.
Все уцелели.
Но увы, не всем так повезло.
Во втором рейсе пришлось увидеть глубоко поразившую всех картину. С трёх наших понтонов раздались выстрелы вверх, потом тихо пошли они ко дну.
То был последний салют погибавших молодцов Минского полка! Вечная и славная им память. Понтоны были пробиты турецкими выстрелами.
Переехали благополучно. Берег уже наш. Высадка происходила несколько правее назначенного места, у Текир-Дере.
Бой кипел во всём разгаре.
Войска турецкие, как оказалось, после первых аванпостных выстрелов с необычайною быстротою собрались на берегу, прибежав из лагеря, отстоявшего от места высадки в вёрстах четырёх.
Бой шёл по всей местности от берега вплоть до Систовских высот.
Наши дрались с ожесточением, турки тоже, хотя много земли уже было у них отнято.
Генерал Драгомиров, осмотрев всё, что происходило вокруг него, и уяснив себе, насколько это было возможно в страшном дыму и в утреннем тумане, положение, остался как будто недоволен...
— Ничего не разберёшь, лезут, лезут...
Скобелев был рядом с ним; оба они были пешком.
В раздумье и молча глядел М.И. Драгомиров; тоска опять начинала мучить.
Тут как раз раздаётся голос Скобелева:
— Ну, Михаил Иванович, поздравляю.
Генерал взглянул на него с удивлением и видит, как лицо Скобелева горело каким-то особенным выражением, не то радости, не то страсти.
— С чем? — спросил М.И. Драгомиров.
— С победою, твои молодцы одолели...
В это время пришла радостная для всех весть, что прибыл пароход «Аннета» с двумя буксируемыми баржами для перевозки войск. Пароход вели моряки Гвардейского экипажа. Высадка пошла деятельнее.
В восьмом часу картина боя стала уясняться. Турки, видимо, отступали со всех сторон.
Около девяти часов утра турки отступили повсюду. Дело могло считаться блистательно конченным. Четвёртая стрелковая бригада и вторая бригада 14-й дивизии владели уже главными высотами...
Всем войскам было велено укрепиться на взятых ими у турок позициях. Преследовать турок далее генерал Драгомиров признал безусловно ненужным...»
С началом переправы император Александр II с главнокомандующим прибыли на прибрежный курган, который был уже оцеплен сотней донцов лейб-гвардии Казачьего полка. Здесь государь увидел на вершине холма неразорвавшийся турецкий снаряд. Спросил командира полка:
— Откуда достали?
— С Турно казачий разъезд сотника Полушкина привёз, ваше императорское величество.
В разговор вмешался великий князь:
— Разряжен ли он? — спросил с беспокойством.
— Никак нет, ваше высочество, — ответил за полкового командира сотник Полушкин.
— Ну так, брат, убери тогда его, — приказал главнокомандующий.
Казачий сотник, доставивший от батареи на дунайском берегу трофей, смутился. Видя это, император, улыбаясь, сказал:
— Пусть лежит тут, на холме. Осматривать тот берег он нам не помешает.
Николай Николаевич-Старший, однако, стал настаивать:
— Ваше величество, на войне и палка порой стреляет. Пусть сотник отнесёт свой трофей на сотню шагов от наблюдательного пункта. Хоть немного подальше.
Наконец Александр II согласился с увещеваниями и сказал казачьему офицеру:
— Коли главнокомандующий приказал, надо и мне ему подчиняться. Бери, сотник, этого турка и неси под холм. Да смотри, носком поставь его на землю там, где кони не топчутся.