Шрифт:
Надписи, на обложке, там, где четыре строчки, под словом "Тетрадь", для записи предмета и фамилии ученика, были тщательно, и местами до дыр, зачёрканы чёрной, шариковой ручкой.
Он развернул тетрадь и прочёл, первое, попавшееся - "12/II. болею втор день приходили однокл Серёжка, Мишка и Люська поболтали передали дом зад по алг и русск ..."
Он закрыл тетрадь, перевернул лицевую обложку, и ... улыбнулся
На внутренней стороне обложки было несколько наклеек от конструкторов, конца шестидесятых. Точнее, от сборных, на фреоне, из оргстекла и целлулоида, моделей самолётов.
Ему тоже дарили, на дни рождения, такие модели. И он тоже обклеил ими отцовскую семиструнку ...
Гандоныч стал погружаться в воспоминания, но, тут же, затряс головой, и зелёные сопли, вытекли на верхнюю губу - Блядь-блядь-блядь! ... Нет-нет-нет! ...
– забормотал он, как заклинание, швыркая и утираясь.
Погружения, в воспоминания, отдавали болью: ноющей, и долго-долго не утихающей.
Он избегал воспоминаний, и водка, от цыганок, была, кстати!
Когда, Зара и Рада, пришли через неделю, он отдал им килограмма два ложек, вилок и кружек. Нержавейка, дюраль и медь.
В пакете было две палки сервелата, бутылка "Путинки", томатный сок в тетрапаке, две булки хлеба, и две шоколадки.
– Ну!
– Зара показала ему тысячную
– Ага!
– и вытащил из кармана комбеза ложку и вилку - Серебро!
– И всё?
– Ага!
– Дай!
– Заплати!
Зара сжала и разжала кулачок.
На ладони пятисотка!
Она перевернула ладонь, и пятисотка упала на землю.
Гандоныч отдал серебро и поднял купюру - Если сами печатали, больше не будет
– Сами! Сами!
– хохотнула Зара - Ленин в кепке!
Гандоныч улыбнулся, швыркнул, засосав сопли, и сунул пятисотку в карман.
– А говорил, золото?
– Будет!
– уклончиво ответил Гандоныч
– Ну ладно!
Цыганки ушли.
Он поднял тетрадку и посмотрел обложку на солнце.
Слово - Дневник - прочлось легко.
С трудом, и больше на догадку, он прочёл ещё - уч...ка ..стого .л..са.
Но фамилию, имя и отчество, ученика шестого класса, прочесть не получилось.
Он полистал тетрадь, не читая, а высматривая даты.
И наткнулся на полную запись - "3/I/69"
В 1969, он учился в седьмом классе.
Автор дневника был младше всего на год.
Гандоныч стал погружаться в воспоминания, но, тут же, затряс головой, и зелёные сопли, вытекли на верхнюю губу - Блядь-блядь-блядь! ... Нет-нет-нет! ...
– забормотал он, как заклинание, швыркая и утираясь.
Гандоныч забрался в нору и хлебнул водки. В последний раз, цыганки, принесли литровую бутылку, и он растянул её, почти на неделю.
Под водку, воспоминания не причиняли столько боли, и он стал читать.
С первой страницы.
Дневник ученика 6а, класса
"25/V. Ура! Каникулы! Нас, отличников, отпустили на каникулы, на неделю раньше. Из моего класса только троих: Люську, Тольку и меня.
Делать нечего и скучно без пацанов. Мы с Толькой пошли в школу и заглядывали в окно класса. Пацаны, с кислыми лицами, сидели за партами и завидовали нам. Мы дразнили их, а когда Лидия Андреевна погрозила нам указкой, убежали ...
Сходили на речку, но вода холодная и купаться ещё рано ...
сходили в детсад, в старый детсад, в него мы с Толькой ходили, когда были маленькие, теперь у нас новый детсад, а в этом интернат, это для тех, кто зимой учится в нашей восьмилетке, кто живёт не в нашей деревне, а на фермах
раньше их возили зимой на санях трактором, на санях был вагончик с печкой и их возили к нам, и обратно, после уроков, а теперь они приезжают в сентябре и живут шесть дней в интернате, в старом детсаду
но сейчас интернат закрыт, а кто учится в школе, с ферм, приезжают на автобусе
некоторые и зимой ездют на автобусе, но за билет надо платить, а на тракторе бесплатно
мы слонялись по двору интерната ... делать нечего и скучно ... потом Толька предложил обойти по завалинке вокруг детсада, кто пройдёт и ни разу не соскочит с завалинки, и руками за стенку не держаться
с первого разу мы оба соскакивали ... со второго раза я соскочил только один раз, а Толька два ... с третьего раза я обошёл, ни разу не соскочив, а Толька соскакивал два раза ... после этого, Толька сказал, что больше не хочет обходить ...